У меня даже фамилия со значением
От «петля». На Пасху приезжал дед и рассказывал о казаках. И нашего пра-пра-, который выпутался из петли. От того и фамилия. Этот номер — ежегодно. Выучил наизусть.
Ладно. Всякое видел. Всякое уже было. Без денег могу. А без воли — нет. Рабов в роду не было.
Володя этот. Говорят все, что гений. А вы тоже такого мнения?
Здесь, во Львове, например. Профессор Грушевский: “Симоне, Чикаленко меня лично просил за него. Такой простой, талантливый парень, надо помогать земляку.”
Помогу. Только этим и займусь. Больше же нечего делать.
Хотите послушать о “Львов — украинский Пьемонт?”
Или о кофе?
Или интереснее то, что было в сортире?
Я же просил о помощи. Вызвать врача. Он меня не понял. Не слышал моего «Отцепись!». Просто тащил, как вещь. Это было гадко. Я это запомню. Я умею помнить.
Очнулся. Вижу, уже у него дома. Под чем-то. Что-то мне кололи. Голова плыла.
Вы бы что делали?
Ахаха. Ну я знаю. Вы ждали. Сейчас он расплющит глаза и… Нет.
Я сыграл роль. Я же актер вообще.
Я хорошо играю. Как надо. В семинарии постоянно на сцене. Спектакли наши были… ого-го. Даже Джульетту могу.
Научился разными языками. Греческий и латинский в семинарии. Французский учу. Немецкий уже знаю. Потому что война близко. Чувствую. Пригодятся.
И в библиотеке беру, и покупаю. Книжки об ораторском искусстве. Учусь держать публику. Мне надо. Сейчас я только пишу статьи. Выходит так себе. Если честно.
Но это же начало?
А скоро они будут стоять и слушать. Меня.
А Франко… Божество в моем пантеоне. Сразу за Шевченко. Но того я уже не мог застать. Хожу к ним в усадьбу. Бывает, сидим до утра. Он же не ко всем так. Мне повезло. Кстати, один знакомый говорит, его отец дружил с Шевченко. Думаю, врет.
Володе сам Франко неинтересен. Он хочет рецензию. Признание великого писателя. Знатока душ и мастера слова. А еще лучше, две рецензии.
У меня есть цель. Я знаю, чего хочу.
Сейчас я в соцпартии. Других все равно нет. Партии — это пыль. Михновский мне такое говорил. И ушел из нашей когорты. Высшая цель: украинское государство. Будет надо, умру для этого. А пока должен играть. Чтобы выжить.
Да, политика поперла. А терпите. Потому что это тоже важно для сюжета.
Харлампиевич (Чикаленко) может, возьмет меня к себе в редакцию. Буду журналистом. Но путь к нему лежит через Володю. Писателя-гения.
Почему я улыбнулся? Потому что я уже, в 25, пишу неплохо. Verba volant, scripta manent. По крайней мере Франко так говорит.
Толстяк. Мне же нельзя смеяться. Один зуб — сколотый. С драки. Еще в школе. За малых, которых лупцевали старшие в бурсе. Я защитил. Назвали меня “еврейским отцом”. Их все били. А я защищал.
Не могу стерпеть, когда обижают слабых. Во мне что-то ломается, как слышу писк беззащитного. Даже зверя. А как это ребенок — то все. Больше себя не контролирую. Зло надо ломать. Прямо, резко, без промедлений.
До сих пор не отпускает.
Симоне, вытряси это все из головы.
Придумал себе долг. И это “нечужие люди”. Пусть забирает. Деньгами. Твое счастье, что я был без оружия.
Хочу есть. Но я могу только влить в себя то, что хлюпается в моей походной манерке.
Нащупываю в кармане еще кое-что — засаленный бумажку. «Ну что, когда идем к Франко?» От этого почерка меня уже трясет.
Знаю его, как облупленного. Будет ему. И Франко. И рецензии.
Как там у нас в семинарии говорили.
Володя. Клянусь тебе всеми святыми всех святых престолов: ты у меня получишь такое Золотое копье, что сто лет не забудешь.
Плюнул. На снег. Я дома.
Дочитали скучный монолог.
Держитесь.
Дальше будет интереснее.
P.S. главный герой должен представиться.
#4. Вилла. Франко
I. ПАНИ ФРАНКОВА
Январь 1905 г.
Львов, ул. Понинского (ныне И.Франко) 150-152
Сейчас в доме Музей.
Улица Ponińskiego дышала январской зимой: скрипучей, терпкой, напряженной. Снег трещал под ногами. Перед черной кованой калиткой виллы, построенной в швейцарском стиле, Симон на миг остановился.
За забором от Франко жил тот, кто имел ключи от Киева: Михаил Грушевский. Франко возвел виллу на его садовом участке, потому что профессор сам предложил стать соседями.
Усадьба была новая, лишь несколько лет как построена. Возвышалась на Софиевской горе, молча и гордо.
Симон вынул серебряные карманные часы с черным вензелем S.P на крышке глянул на стрелки и скривил губы.
Его взгляд был холодным, словно мороз над прудом. Володи нигде не было видно.
"Опоздает. Йолоп. Вот так ему оно надо."
Одним движением открыл калитку и переступил порог. В доме было прохладно. Единственным теплым местом была столовая.