Выбрать главу

Они прошли в кабинет. Симон держал дверь, закрыл их за Франко. За ними в кабинет забежал рыжий кот.

“Это мой врач, Мурлика”, говорил Франко каждый раз. Рыжий к рыжему.

Кабинет пахнул деревом, бумагой, пылью старых изданий. Лампа на столе проецировала хаос рукописей.

Франко присел за стол:

— А где твой друг? — спросил почти весело. — Тот бесценный неограненный диамант, которого хвалил Грушевский, а Чикаленко слезу пускал?

Симон улыбнулся уголком губ. Промелькнуло в голове: “Тот “друг” в штаны напудил. Страх, что кто-то увидит его естество, оказался сильнее, чем стремление рецензии. Позорище”.

— За меня Грушевский тоже скажет. И Русова. Друг мой страдает, я думаю. В веселой компании, с лярвами. — добавил парень.

Франко, еще не успев сесть, машет трубкой:

— Бес с ним! Пока не начали… Ты же, Симоне, знаешь того недоумка?

Симон спокойно:

— Какого именно?

Франко, хмыкнув:

— Да с кем же еще? С Максимом тем проклятым, Славинским!

Симон уголком уст:

— Знаком, но то только будущая работа, если повезет. А что?

Франко сел за стол. Рыжий хвост прыгнул ему на плечи. Иван Якович разводит руками, иронично:

— Дай ему пинка по заднице… оно с дурацкой на всю голову. Лесю потерял! Столько лет прошло по нему — сама шелупонь около нее. Говорил ей: один Максим стоит. А он, десять лет к ней что… Весну они стояли и слушали…

Кот на плечах внимательно смотрит на хозяина. Тот стучит кулаком по столу, сердито:

— А теперь она вообще вчепилась в того Квитку паскудного. Господи, слезь да посмотри!

Симон ровно, словно ставя противовес:

— Видел Максимову жену. Годная.

Франко вздыхает, но еще раз рубит:

— Может и так, может и так… Но Лесю потерять — что об дуб головой. Не забудь, Симоне: скажи ему, что он козел.

Симон кивнул и засмеялся, передаст непременно, если увидит, или в Киеве, или в Питере.

Симон едет домой. Он физически почувствовал это сладкое ощущение тепла аж до пальцев на ногах. Родной Киев.

Рыжий наглец окончательно уснул на плечах живого классика. В воздухе завис густой дым.

Франко крутил перо в руках.

Тон его резко изменился:

— Обдумал? То на что ты пойдешь ради меня?

Симон глянул прямо в глаза:

— Я готов.

Франко внимательно посмотрел.

Это не была ответ на его вопрос.

Но тоже приемлемо.

В кабинете, промеж книг и табачного дыма, сгустилась тишина.

ПРИМЕЧАНИЕ. 1902 г. дом Франков первой посетила Леся Украинка. К матери она писала: «Далеко очень тот дом, аж за городом. Место красивое и хата ничего себе».

ПРИМЕЧАНИЕ 2. Музыковед Климент Квитка записал на фонограф голос И. Франко, мы его можем слышать сегодня. В 1917г. член Ц. Рады, зам. ген. секретаря судебных дел.

#5. Львов. Раб Божий

Львов. январь 1905г.

(Володя)

Квартира Володи

БРЕД

Время провисает в воздухе.

Загнал себя в угол. Не может он быть сильнее. Это я — это моя роль быть первым!

Я сидел на том тухлом съезде паяцев и все видел. Публика хочет слушать ЕГО.

Не меня, писателя, гения, которого сам Горький похвалил (получил письмо, обещают гонорар!).

А его, Симона-недоучку. Серого. Никакого.

Я. Должен. Быть. Первым. Главным. Единственным.

Не он. С его бледной кожей. Не с его потертым одеждой.

Я снова это чувствую. Его нерв. Сухожилие. Безволосое дыхание тонкой выхоленной поповской кожи.

Запах табака и чего-то мне неизвестного. Та ночь, рождественская.

Теперь этот запах запечатлелся во мне хуже всякой сургучной печати.

Хочу залезть внутрь. Не в тело. В голову.

Его воля — моя. Чтобы его мысли — мои.

Сломаю ребра. Выверну шею. Потому что слабее. А я могу.

Смотрю в стакан — он смеется. Поправляет пряди.

Ледяной блеск. Уста. Что мужчине не подходят.

Я вою. Всеми нутрощами.

Хотел быть писателем. Дурак, подпись срисовал с Шевченкова.

Хотел стоять рядом с классиками. Я был в шаге от мечты. Франко. Я имел шанс. Сам все разрушил.

Испугался до дрожи.

Не пошел. Если бы был там — Франко бы все увидел.

Кто бы я был после этого?

Боль внутри. Ад во рту. Кислятина под языком.

Корки спермы и запах пота на помятой нестиранной одежде.

Гадко. Сам себе отвратителен.

Ты хотел славы, Володя. Получил позор.

Череп трещит, словно перезрелый сентябрьский херсонский арбуз.

Он ко мне приходит, как только закрою глаза. Ночью. Иногда в одежде. Иногда без.

В очках. Изысканный. Страшный.

Какой я йолоп. Оборви это в себе, Володю. Прекращай.

Настоящий писатель должен страдать, но разве настолько?

Я пытался писать. Несколько малых форм — эссе, рассказов. Заработать копеечку. Отвлечься.