— Она уже достаточно натерпелась от вас. Разве не хватит того, что вы собираетесь разрушить всю ее жизнь? Неужели вам так необходимо подвергнуть ее еще одному унижению? Неужели даже ее приготовления к недостойному союзу должны происходить под взглядами особы, которую Амисии видеть противно?
Бурная вспышка Анны несколько утихомирила Гилфрея. Она была права: со времени вчерашнего отлива, когда обнажилась каменистая коса между островом и берегом, на страже в коридоре, у дверей Амисии, стоял Освальд. Он претерпел от разбойника такое же унижение, как и сам Гилфрей: его связали путами, как какое-нибудь животное, и бросили в лесу дожидаться, пока их отыщут его же подчиненные! Уж он-то, конечно, нес свою службу самым усердным образом и, несомненно, перехватил бы Амисию, если бы она хотя бы палец высунула за порог.
— Вы сегодня видели ее? — Улыбка Гилфрея, больше похожая на издевательскую гримасу, явно свидетельствовала не об озабоченности, а об удовлетворении, которое ему доставляли им же причиняемые страдания.
Анна глубоко вздохнула и кивнула в ответ: она понимала, что понесет наказание за эту ложь, но… потом. А пока она мысленно воззвала к Всевышнему, чтобы благополучно разрешилось то затруднительное положение, в котором они оказались.
— В таком случае, голубушка, — тон Гилфрея был подчеркнуто оскорбительным, — всю вину я возложу на вас, а не на Мэг, если Амисия не появится в должный час и в должном месте… А мой гаев — это такая штука, которой вы с полным основанием можете опасаться.
Бросив это холодное предупреждение, он, с помощью своих костылей, проковылял мимо Анны к той двери, которую она недавно прикрыла за собой.
Когда Анна обернулась к дочери, Мэг уже исчезла в сумраке лестницы, но ее хихиканье гулко отдавалось от каменных стен.
— Что скажешь? Вот я заступилась за тебя и Амисию. Не придется ли мне пожалеть об этом? — тихо спросила Анна насмерть перепуганную девушку.
— О мама, мама… — Келда кинулась к Анне и обняла ее, прижавшись щекой к материнскому плечу, а слезы так и хлынули у нее из глаз. — Ее нет… — Келда оторвалась от плеча Анны и прерывисто вздохнула. — Вчера утром… когда я услышала от Фаррольда самое худшее… и спустилась вниз… ее уже не было в комнате!
Анна, тотчас позабыв о своих собственных, куда более серьезных тревогах заботливо проводила дочку на один лестничный пролет ниже, в унылую комнату, где жили девушки. Когда они оказались в этой комнатке, освещенной жалким огоньком единственной сальной свечи, и Келда, вся в слезах, села на кровать, Анна стала перед ней.
— Значит, в последний раз ты видела Амисию на крепостной стене, когда вы с ней искали Фаррольда, чтобы он подтвердил свое намерение жениться на ней?
Об этом свидании с Фаррольдом Келда рассказала матери еще вчера. Тогда же она призналась и в своей злосчастной любви к Фаррольду. Но Келда умолчала о том, действительно ли Амисия, как считали обитатели замка, укрылась в своей каморке, отказываясь с кем-либо видеться, не желая принимать пищу и оплакивая свой горестный жребий. И хотя Анна знала о прежних вылазках Амисии, она была так удручена мыслями об обреченной любви дочери, что никаких вопросов об Амисии задавать не стала.
— Я раньше ничего не говорила, все думала, что она вернется. — Встретив недоверчивый взгляд матери, она жалобно добавила: — Раньше она всегда возвращалась.
От изумления у Анны брови полезли на лоб, а мысли заметались. Час от часу не легче. Хотя Келда и поведала ей кое-что о прошлых вылазках Амисии в лес, к Волчьей Голове, Анна была теперь испугана по-настоящему: невинная дочь ее госпожи не только ушла в лес ради свидания с человеком самого малопочтенного образа жизни, но, судя по всему, ушла одна и не вернулась к ночи!
— Она ни о чем другом не говорит, только об этом ужасном разбойнике! — продолжала Келда. — Какие у него серебристо-зеленые глаза и волосы чернее ночи! — Вынужденная выдать тайну, которую обещала хранить, она уже не могла остановиться. — Я ведь тебе уже говорила, она считает, что это настоящий Робин Гуд наших дней, легендарный герой во плоти. Она говорит, будто он отнял деньги у сборщика податей и на эти деньги купил зерно для крестьян и будто бы это он спас Рэндольфа от барона, который просто взбесился от злости, и…
Келда резко прервала свой словесный поток, когда мать тяжело опустилась на кровать рядом с ней, словно у нее подкосились ноги.
Анна встряхнула головой, будто хотела освободиться от множества незначительных подробностей, уже промелькнувших в перешептываниях челяди и в тех словах, которые услышала Орва от Амисии.