«Какое ему дать: черное с бабочками или розовое с феями? Нет, не годится. А может, леопардовое? Неудобно как-то…Или лиловое шелковое?» Валя была в замешательстве. Наконец, она нашла голубой комплект с облаками.
«Этот, наверное, подойдет. Небесный», - она пошла в гостевую спальню. По пути она успела заметить, что отец Димитрий в гостиной молится. Он стоял на коленях, и седая голова его была наклонена, а левая рука перебирала четки. «А, так он монах, наверно!» - определила Валя. На столике стояла разложенная наподобие книжки икона. Валя тихо постояла у порога. Слова молитв были ей, в основном, непонятны, к тому же, священник молился очень тихо. Но кое-что она разобрала: он просил Божию Матерь «о ниспослании чадородия Марии».
«Интересно, кто эта Маша? – размышляла Валя, - и неужели действительно вот так можно молиться-молиться, и у женщины, которая неспособна родить, может быть ребенок? Забавно было бы об этом написать, если реальный случай взять, а не баланду».
Сама Валя о детях никогда не помышляла. В студенчестве боялась забеременеть (у нее был парень Лешка, но что-то до свадьбы не дошло, разбежались). Потом было уже не до этого: какие там чепчики-распашонки, если работы выше крыши. По ночам приходилось тексты расшифровывать. Потом… Не от каждого ведь мужика хочется родить, правда?
Валя слушала тихую молитву отца Димитрия и думала о том, что белый котенок открыл в ее сердце какую-то дверцу. Лапкой своей беспомощной он куда-то постучал, в такой уголок души… И захотелось о ком-нибудь заботиться, о ком-то маленьком…
В эту ночь Валя почти не спала. Она лежала с закрытыми глазами и вспоминала себя. Котенок пригрелся у нее на груди, завернутый в мохеровую шапку. Валя пыталась вспомнить, когда она в последний раз о ком-нибудь заботилась? Нет, не деньги в фонд перечисляла, а сама заботилась, любила? Наверно, в институте, о Лешке, когда он вывихнул ногу. Лешка лежал две недели, а она его кормила, жалела, гладила по голове. А потом Лешка выздоровел и уехал на Домбай с ее подружкой-горнолыжницей. И не писал два месяца. А Валя познакомилась с сыном владельца журнала.
А еще раньше? Раньше Валя любила свою старенькую бабушку Маню. Та была такая добрая… А еще бабушка необычно разговаривала: «оболокайтесь, распогодило, надо двор подместь…» Валя приезжала к ней в деревню, бегала с прутиком за гусями… Потом баба Маня совсем постарела и стала жить у Валиного дяди. В последний раз Валя видела ее, когда бабе Мане было 90, а Вале 25. Бабушка строго посмотрела на нее и спросила: «Внученька, а почему у тебя деток нет своих?» Валю тогда передернуло от бестактности вопроса, заданного при всей родне, а бабушка простовато и пытливо вглядывалась: у нее самой детей было шестеро, и первенец родился в восемнадцать.
Валя поняла, что еще никого не любила по-настоящему. Может, мамочку с папочкой в детстве, когда они ее тетешкали, брали на руки, таскали с собой на луга, на рыбалку, в лес за ягодами. Она помнила их улыбки, только улыбки. Отец всегда такой сильный, такой молодой. Мама такая мягкая, веселая, жизнерадостная! Валя вспоминала и вспоминала, а что не могла вспомнить, то придумывала. Как это могло быть? Вот она лежит в простом байковом одеялке на маминых… нет, на папиных руках. А мама, улыбаясь, поправляет ей шапочку… И небо такое голубое…
А вот они в полисаднике перед домом. Цветут нарциссы, и мама держит Валю за маленькую нежную ручку. Отец срывает один благоухающий нарцисс и подает его Вале…
А теперь ничего этого нет… И вдруг, как в калейдоскопе, перед Валиным внутренним взором закружились вдруг лица всех, кто ее окружал в последние годы. Наигранные улыбки, глумливые взгляды, напыщенные лица. Все улыбаются, и никому не нужна сама она, Валя… Ей стало неприятно и тяжело. Она даже отмахнулась ладонью. Но лица долго вертелись перед глазами. Наконец Валя, по какому-то наитию, вспомнив о том, что за стеной молится священник, сказала про себя : «Господи помилуй». Открыла глаза и долго смотрела на отражения огоньков чужих окон в шкафу. «Вся моя жизнь как отражение чужих светящихся окон…» - смятенно думала Валя. А котенок еле слышно мурчал худыми боками.
Видимо, уже под утро, она все же уснула – от усталости.
Открыв глаза, Валя увидела в зеркале шкафа отражение серого рассвета.
«Поеду-ка я сегодня к родителям, - решила она, - просто поеду, не предупреждая. Я же не была у них уже год».
Она позвонила главреду журнала и сказала, что уезжает на месяц-два.
В трубке раздался истерический вскрик.
- Да ты что, Валька? С ума сошла? А приезд донны-мадонны? Кто в четверг с ней будет встречаться? И сегодня у тебя интервью…
- Кто-нибудь встретится. А я уезжаю. Куда-куда, к старикам. И не уговаривайте, не останусь. Всем привет! – Валя отключила телефон и пошла в кухню.