Их рассказы впечатлили больше всего. Оказалось, что роды – это роды, а у них – рождение. Потрясающий, волшебный процесс. В котором столько души, столько любви, столько настоящего.
Через месяц подробного анализа ситуации Маша поняла, что та девушка с новорожденным с ее участка была права.
Желание самой родить соло настолько захватило Машу, что она даже боялась сказать об этом кому-либо. На работе просто и обмолвиться нельзя.
Ромке… то ли сказать, то ли нет пока. Маме – ни в коем случае. Папе тоже.
НИ-КО-МУ.
Только вот Ромка все равно заметил, что в Маше что-то переменилось. Другой сказал бы: «сломалось», но не сломалось, а окрепло. Как деревце крепнет.
- Маш, как ты у меня расцветаешь с каждым днем, - заметил он как-то за вечерним чаем, - если б можно было, сейчас б сделал тебе предложение.
- Какое же это? – наигранно округлила глаза Маша.
- Такое, от которого невозможно отказаться, - засмеялся Ромка и осыпал ее поцелуями.
- А я и не откажусь, - подыграла Маша.
- Ну, тогда давай с тобой начнем все сначала.
- Интересненько… В нашем-то положении? И как это?
- Да просто будем, Маш, побольше с тобой вместе гулять по вечерам…
-Держась за ручку…
-…Да… и болтать друг другу всякие глупости…
- И ты мне будешь читать стихи, - смеялась Маша.
Глава девятнадцатая. Лето и звезды
Лето и звезды
Лето 2006
И вот оно наступило, это долгожданное лето! В одну ночь вдруг все переменилось, ушла куда-то весенняя сырость и свежесть, затихли соловьи, занятые важными семейными заботами, и стук каблуков по асфальту был уже не таким звонким, как в мае: асфальт стал мягче от тепла.
Новая двухкомнатная квартира, в которой Вася и Нина с детьми теперь жили, находилась на берегу реки. Квартиру Васе дали служебную, в трехэтажном комплексе удивительно красивых снаружи домов, построенных на самом бережке – в голландском стиле. Розовый домик, к нему пристроен желтенький, к нему – голубой, потом зеленый, снова розовый и опять голубой. Их квартира была в середине. Дом а выглядели потрясающе красиво, но квартирки внутри отделывать пришлось самим. Вася долго возился с плиткой, сантехникой, полом. Но все окупалось видом, который был из их окна. Перед ними текла река, а на другом берегу стояло четыре церкви. И по утрам все заливал колокольный звон, который Митя называл «дили-дон».
Вокруг новых домов росли дикие травы, и Люся с Митей могли выйти и играть в траве у самого подъезда. Люся научила братика играть в «петушок или курочка», обрывая соцветия злаков, и за несколько дней они оборвали все колоски, которые могли оборвать.
Одно было плохо: рядом с домами возвели развлекательный клуб, и там постоянно шумели праздники.
Как-то ночью Люся, ворочаясь в кроватке, при очередном дружном возгласе: «Давай-давай-давай-молодца-а-а-а!», заметила: «Мама! Ну что они так кричат? Лучше бы уж они в «Петушка или курочку» играли!
А Митя вдруг начал рисовать потрясающие корабли и кораблики, и стал мечтать о том, чтобы превратиться в капитана.
Неловкой пухлой ручкой он вычерчивал на бумаге корабль за кораблем, с одной, двумя, тремя палубами. И все его кораблики везли подарки, завязанные бантиками.
В выходные Люся и Митя просили покатать их на прогулочном теплоходике, который ходил по речке в черте города.
Нина купила сыну на рынке матроску, которую он почему-то стал называть «бескозылка белая, в полеску волотник». Наверно, бабушка ему напела пионерский мотив. А еще недавно капитан теплоходика пустил Митю подержать штурвал.
- Мама, я буду капитаном, - заявил он как-то. Ты будесь повар!
- То есть кок, потому что на корабле повар называется кок, - поправила Нина.
-Ну, ты будесь кок, а Люся будет петь для пасазилов, а папа будет иглать на гитале. Нет, папа будет чинить колабль.
Время новоселья ощущалось Ниной и Васей почти целых полгода. Они вдыхали в окно новый запах – реки, смотрели без конца на закаты над башенками за рекой, слушали, как звенят часы на площади. В тихих и теплых темно-розовых сумерках их мелодичный перезвон разносился на километры. Смотрели, как по новой набережной гуляют люди. Много-много, и все нарядные… Невероятно… А ведь совсем недавно они долго-долго жили в пятиэтажке, из которой было видно только другую пятиэтажку.
- Нин, ты вообще хоть понимаешь, как изменился город? Между прочим, с моим участием, - сказал как-то Вася.