А Латышев подумал, что если бы он не сунулся, то «Волге» как раз хватило бы места, чтобы подставить бок.
- Не, ты так не думай, - «Геннадий Иванович» подошел к Латышеву и сел на асфальт рядом с ним (в брюках-то со стрелками!). - Дурак ты, конечно, но все равно молодец. Сильно ушибся?
Латышев покачал головой.
- К врачу надо обязательно. Может, ты просто не чувствуешь. - «Геннадий Иванович» помолчал, глядя на смятые «жигули». - Люди гибнут за металл…
Наташку обнимала и успокаивала женщина в милицейской форме, а когда они вдвоем двинулись в сторону дома, Гена, посмотрев им вслед, сказал:
- Вот так одна маленькая глупая девчонка срывает операцию двух серьезных силовых структур. Прав был папа Мюллер, невозможно понять логику непрофессионала.
- Почему невозможно? По-моему, все просто…
- Ох, конечно же просто! Как в сказке. Ни один профессионал недотумкает, что Герда пойдет вызволять Кая. Это нелогично!
Он и про Герду знал? Подслушивал? Латышев подумал об этом устало и беспомощно.
- А ведь она тебя в самом деле спасла, Саня Латышев, - хмыкнул Гена. Его голос тоже постепенно терял бодрость и оптимизм. Он замолкал на полуслове, думал о чем-то, то улыбался сам себе, то морщился.
- Почему это? - в глубине души Латышев считал, что все же приложился к спасению Наташки, но никак не наоборот.
- Одно дело - экспортные этикетки на «Массандру», и совсем другое - перевозка наркотиков с целью сбыта, группой лиц, по предварительному сговору, да еще и в крупных размерах… Знаешь, насколько это тянет?
- Наркотиков? - Латышев вздрогнул и поднял глаза.
- А ты думал, персики за сто рублей в Ялту повезешь? Или тут двумя ведомствами торговцев жвачкой пасут?
- Я думал… вам тоже выгодно, чтобы ее убили.
- Не без этого, - Гена скроил подобие кривой улыбки, и Латышев отчетливо увидел мелькнувший клык. - Но если бы об этом узнали наверху, никому из нас мало бы не показалось. Все надеялись, что она отсидится дома, что не придется таскаться за ней по Фрунзенскому до самой ночи…
Гена пригнулся к Латышеву и продолжил вполголоса:
- Понимаешь, никто не верил, что все предопределено, что девственница должна умереть там же, где и черная собака. И так же…
- Откуда ты знал, что девственница должна умереть там же, где черная собака?
- Это же очевидно! Это закономерно. Если мы не можем отследить причинно-следственную связь, это не означает, что ее нет.
- По-моему, это вовсе не очевидно… - пробормотал Латышев.
- Да брось. Ты-то как раз поверил. Ведь поверил!
Латышев вскинул голову:
- Скажи, ты нарочно все это подстроил?
- Я? Даже если бы я захотел, то так подстроить не сумел бы… Да я вообще не при делах - я совсем другим занимался, пока товарищ полковник не приехал. Так, спустили сверху рекомендацию к твоей Кристине присмотреться, и только. Но кто-то определенно это подстроил.
- Кто?
- Не знаю, - хмыкнул Гена. - Тыщу лет живу на свете, и до сих пор не знаю.
- Может быть, та сила, что вечно хочет зла?…
- Да нет такой силы. Ни бога нет, ни черта. Миром управляют причинно-следственные связи, поверь мне.
Латышев не поверил.
- Зачем ты отправил ее искать черную собаку? Зачем? Почему домой не отвел?
Гена пожал плечами и усмехнулся:
- Если честно - не знаю. Наитие. Она бы все равно дома сидеть не стала. Считай, чтоб менты не расслаблялись.
- А если бы… если бы вы не успели?
- Как это - не успели? - Гена воззрился на Латышева исподлобья. - А впрочем… Это был бы конец моей карьеры. Товарищ полковник тоже на меня орал…
- Послушай, но ведь ты с самого начала… Это ведь ты про пропащего беса сказал, про черную собаку, про неразменный рубль…
- Я пошутил. В самом деле. Тогда еще можно было шутить - я же не знал об этой операции.
- Зачем ты сбил собаку?
- Я не сбивал собаку, - равнодушно и честно ответил Гена.
- Но я же видел - ее сбила черная «Волга»!
- Батюшки мои, мало черных «Волг» приезжает в «Айвазовское»? - Гена смерил Латышева насмешливым взглядом. - Вон, гляди-ка. Это не за тобой?
Мама бежала смешно, косолапо, в домашних шлепанцах, не вытирая, а будто сбрасывая слезы с лица, - растрепанная, в застиранном ситцевом халатике, - и Латышеву казалось, что она того и гляди упадет. Он думал, что не встанет ни за что - не столько из-за ободранных локтей и коленок, сколько от навалившейся усталости, ватной слабости во всем теле. Но смотреть, как мама бежит, и не подняться ей на встречу было бы гнусно.
Она обхватила его за шею с разбега (пришлось поддержать ее под локти, чтобы она не сбила его с ног) и целовала, как сумасшедшая (хотя всегда считала, что это ни к чему), и ревела совсем как маленькая, громко, навзрыд. И повторяла как заведенная: