Латышев долго подбирал слова для достойного ответа, но ничего, кроме старых анекдотов, в голову не приходило.
- У меня сейчас месячник культурного обслуживания, - наконец проскрипел он сквозь зубы. - Так что я иду на х…, а ты за мной. След в след.
Виталик снова заржал - он как никто воздавал должное юмору Латышева. Может быть, если бы он не смеялся, Дэнис не принял бы ответ так близко к сердцу.
- Знаешь, парень… - начал он, сузив глаза, - меня так просто на х… никто не посылал.
- Тебя и в этот раз послали не просто так, а очень даже изящно, - рассмеялась Кристина.
- И что? - Латышев посмотрел на него снизу вверх (потому что сидел). - Заплатишь кому-нибудь, чтобы дали мне в пятак, а то самому лень руки марать?
- Да мне и платить никому не придется, сейчас вызову охрану, и тебя отсюда вышвырнут. Здесь порядочные люди отдыхают, и нечего тут делать кухаркиным детям. Может, у тебя вши, а ты с нами в одном море купаешься.
«Кухаркины дети» резанули больно, гораздо больнее вшей.
- Фи, Дэнис, - скривила губки Кристина. - Море общее, ты его пока не купил.
- А вот сейчас проверим, - Дэнис убавил громкость магнитофона и повернулся к морю. - Виктор Семенович!
Латышев вздрогнул и посмотрел туда же: в окружении стайки ребятишек младшего школьного возраста по колено в воде стоял физрук.
- Виктор Семенович, можно вас на минутку? - Дэнис поманил физрука пальцем. И тот, выгнав детей из воды, пошел!
- Да, Денис. Что случилось?
- Тут посторонний на пляже, - Дэнис кивнул на Латышева. - Это нарушение санитарных правил.
- Да, - едко вставил Латышев, глядя на растерянное лицо физрука, - меня подозревают в педикулезе.
Очень хотелось добавить про «кухаркиных детей» и посмотреть, станет физрук хватать Дэниса за грудки или нет. А физрук долго думал, прежде чем ответить. И на его лице совесть и неприязнь к Дэнису боролись со служебными обязанностями и неприязнью к Латышеву.
- Денис, у этого парня есть справка, он проходил медосмотр. Я это знаю совершенно точно.
Латышев действительно проходил медосмотр, потому что перед отъездом мама не знала, удастся устроить его в столовую «Айвазовского» или нет. Не удалось. Слишком крутая столовая оказалась для кухаркиных детей.
- И что? Теперь все, кто прошел медосмотр, могут занимать место на закрытом пляже? - Дэнис посмотрел на физрука сверху вниз.
- Саня, сюда на самом деле можно проходить только по санаторным книжкам, - физрук посмотрел на Латышева как-то жалостно, словно извиняясь.
- А с каких это пор родственников Корейко причисляют к руководителям партии и правительства? Теперь все, кто заработал свой подпольный миллион, могут занимать место на закрытых пляжах? - безжалостно поинтересовался Латышев.
Если физрука уволят, Наташка уедет. Это подумалось само собой, и, в общем-то, Латышев не стал бы плакать из-за отъезда Наташки. Но он вдруг понял, что они с физруком в одной лодке. Только он, Саня Латышев, ничем не связан, его можно лишь выставить за ворота, и не более. И, наверное, не стоит дожидаться, когда это сделают силой…
Он сгреб ласты, маску и поднялся.
- Поищу-ка я берег погостеприимней, - проворчал он себе под нос.
Когда Латышев выбирался на камни в стороне от поселкового пляжа, он уже точно знал, чего хочет: иметь неразменный рубль. То ли обида застила ему глаза, то ли собственная судьба казалась совсем уж безнадежной, но он вдруг поверил в существование пропащего беса и его неразменного рубля. Кто знает, что это такое - неразменный рубль? Может, обладая им, вовсе не потребуется покупать миллион коробков спичек, чтобы встать на одну ступеньку с Дэнисом.
Полуденное солнце палило нещадно, и хотя Латышев никогда не обгорал, тут заметил, как жжет плечи и печет голову. Дорога к Партенитской улице показалась пыльной и душной; стоило отойти от моря на сотню метров, и его свежее дыхание завязло в прибрежной зелени. Горы тут были выше, чем вокруг Геленджика. И красивей. За них цеплялись облака, шапками наползали им на глаза и почему-то звались обезьянами.
Черная собака мирно спала в тени той же пятиэтажки, только переместилась в сторону вместе с тенью. Латышев решительно вытащил ремень из джинсов, сделал из него петлю и свистнул, доставая засаленный сухарь. Доверчивый песик с готовностью поднял голову.
- Иди сюда, животное, - Латышев чмокнул губами.
Наверное, черная собака никогда не видела зла от людей, потому что без колебаний поднялась на ноги, преданно заглядывая Латышеву в глаза, и сделала неуверенный шаг вперед.