Я вздрагиваю.
— Она и так достаточно страшная, мне не нужны дополнительные причины бояться ее.
Неро прижимается к моим волосам.
— Я буду защищать тебя.
Я издаю сомнительный звук.
— Как ты собираешься защищать меня, если тебе приходится притворяться, что ты меня не знаешь?
Наступает тишина.
— Как я уже сказал, я выясняю это.
Очевидно, я хочу знать больше. Я хочу знать все. Но, возможно, это один из тех моментов, когда неведение — блаженство, и я должна этим воспользоваться.
— Моя очередь, — голос Неро похож на колыбельную, заставляя меня еще больше погрузиться в его объятия. — Расскажи мне, почему ты до сих пор девственница.
Вопрос разрушает стену спокойствия, которую я начала возводить.
— Этого просто… никогда не было.
— Это еще не все. — Он говорит это уверенно. — Ты не держалась за него все это время без причины. И я хочу знать, что это за причина.
— Ты прав, — шепчу я.
Мои глаза закрываются.
И я позволяю себе вспомнить.
Газета сминается под моим захватом, пока я читаю и хожу.
Если они и дальше будут сокращать мои часы, мне придется искать новую работу.
Проводя пальцем по объявлению о поиске работы в одной из крупных пекарен города, я напоминаю себе, что мой диплом лежит в тумбочке в моей спальне, и через два дня мне исполнится восемнадцать. Это значит, что я смогу начать работать полный рабочий день.
А с деньгами, которые я спрятала в старых учебниках, я скоро смогу переехать. И, надеюсь, далеко, далеко.
Я не достаю ключи из сумочки, пока иду по короткой дорожке мимо машины Артура. Он никогда не запирает дверь. Это меня бесит. Но я всегда надеюсь, что кто-то однажды вломится в дом и убьет Артура, прежде чем украсть телевизор, перед которым он, без сомнения, лежит.
Наклонив голову, чтобы избежать конфронтации, я открываю входную дверь и вхожу внутрь. Но в гостиной никого нет.
Скрестив пальцы, что мне удастся незаметно добраться до своей комнаты, я крадусь к лестнице, ведущей на второй этаж.
Я уже на полпути вверх, когда слышу голоса.
— Можно я сделаю это здесь? — спрашивает голос, в котором я узнаю голос Бобби, одного из друзей Артура.
— В ее комнате? — спрашивает мой отчим. — Тебе нравится изящный плед и все такое?
Изящный плед?
Они в моей комнате?
Я застываю на месте.
С чего бы им быть в моей комнате?
— Да. — Бобби смеется. — От нее действительно исходит девственная атмосфера.
Тошнота подкатывает к моему горлу.
Почему они говорят о девственницах? В моей комнате?
— Слушай, ты платишь за ее первый раз, но если ты хочешь сделать это здесь, то это еще сто. И тебе придется делать это, когда моя старушка на работе. Она ни хрена мне не скажет, когда я покажу ей деньги, но она может устроить скандал, если я скажу ей заранее.
— Договорились. — Я слышу звук шлепающих рук. — Шестьсот, и я получаю право первым отщипнуть от этой подростковой киски.
Артур смеется над своим другом.
— Не раньше этих выходных. На случай, если она попытается кому-то об этом поплакаться, я не хочу проблем с изнасилованием по закону и прочей ерундой. Как только ей исполнится восемнадцать, это будет просто "он сказал, она сказала". А с такой репутацией, как у ее мамы, никто ей не поверит.
Мое тело отшатывается, и моя нога соскальзывает со ступеньки.
Я отпускаю газету и хватаюсь одной рукой за перила.
Перила дрожат, но держатся. Двигаясь так быстро, как только могут мои дрожащие ноги, я спускаюсь по ступенькам и бегу к входной двери.
Их голоса звучат позади меня, и я знаю, что должна скрыться из виду. Если они увидят меня сейчас и узнают, что я слышала… То, что они сказали…
Задыхаясь, я поворачиваю дверную ручку так медленно, как только могу, чтобы не шуметь, а затем дергаю дверь.
Одна нога снаружи.
Голоса звучат громче.
Вторая нога снаружи.
Я слышу их шаги.
Я захлопываю дверь и вижу их ноги на лестнице.
Все мое тело замирает.
Я не могу закрыть дверь, пока они видят ее. Если я закрою ее и убегу, я буду как мертвый — без денег. Без одежды. И хотя это не то, что я хочу сделать, я знаю, что должна сделать.