И перед глазами слушателей возникает другой образ Германика — не величественного триумфатора на колеснице, а умного и предусмотрительного командира, который с наступлением ночи, накинув на плечи звериную шкуру, обходит погрузившийся в темноту лагерь и, чтобы глубже понять душу своих легионеров, останавливается возле палаток и слушает, что говорят его воины, которые, выйдя из—под надзора и оставшись в солдатской среде, не таясь, делятся своими надеждами и опасениями.
И так было почти в каждом доме. Всюду звучали слова благодарности Германику, не посрамившему чести римского имени. О нем говорили как о полководце, всегда тщательно вникавшем в ход сражений и причины всех неудач и успехов, неустрашимом и суровом с врагами, отзывчивом и сострадательном по отношению к своим солдатам, решительном и в то же время благоразумном в бою. Вспомнилось немало примеров личной доблести Германика, когда он, сражаясь в первых рядах, своей отвагой увлекал за собой римских легионеров. Особо подчеркивалась его удивительная скромность, доступность и доброта.
В эту ночь обитатели Рима, возбужденные и счастливые, переполненные гордостью за свою великую родину, долго не могли заснуть в своих постелях, благоговейно, как молитву, шепча известные каждому римскому школьнику стихи Вергилия:
Глава вторая. Прах героя
Почти три года миновало с памятного дня триумфа Германика, и вновь римляне готовятся к встрече своего любимца. Но как разительно все изменилось! Где былая радость на лицах людей?.. Теперь в их глазах лишь печаль и слезы.
В Италии — траур. Со дня на день ждут прибытия корабля, который должен привезти на родину останки Германика.
Полководец ушел из жизни 10 октября 19 года. Смерти предшествовала внезапная болезнь, против которой врачи оказались бессильны. Поговаривали о преднамеренном отравлении. Называли имена виновных в этом чудовищном злодеянии. Подозрение падало и на известную смесительницу ядов Мартину, к омерзительному искусству которой могли обратиться преступники. Для выяснения всех обстоятельств ее под стражей отправили в Рим.
Смерть настигла Германика в Антиохии, столице Сирии. Здесь, на центральной площади, его тело было предано огню. Из близких присутствовали жена и двое детей, Гай, прозванный Калигулой, и младшая дочь Юлия Ливилла, которая родилась за год до смерти отца. Девочка появилась на свет на острове Лесбосе, где ее родители оказались проездом из Афин. Отсюда они проследовали в Малую Азию, чтобы осмотреть развалины древней Трои, которую римляне считали родиной своих героических предков, да и сами жители Илиона с гордостью заявляли, что Троя — мать Рима.
В Илионе, в местах, овеянных древностью и славой, супруги осмотрели все, что было достойно внимания. Перед гробницей Гектора, легендарного защитника малоазийской твердыни, Германик глубоко задумался — в его голове сами собой складывались стихи:
В те минуты римский полководец думал о троянце Энее, который, ускользнув из горящей Трои, после долгих скитаний обрел свою новую родину на берегах Италии, где троянские божества получили окончательное пристанище.
Тонкий ценитель поэзии Германик нередко брал в руки писцовые таблички и погружался в раздумья. Он писал серьезные вещи, такие, как дидактическая поэма о звездном небе, но нередко он словно перевоплощался — и тогда из—под его пера появлялись веселые комедии и насмешливые эпиграммы. Таков был нрав этого необыкновенного человека. Оберегая сошедшее на мужа поэтическое вдохновение, Агриппина старалась не беспокоить его в такие минуты.