Нерон питал слабость ко всему красивому, чарующему, дорогостоящему. Интерьер комнат был декорирован не только росписью по штукатурке, но также пластинками слоновой кости, драгоценными камнями и жемчугом. При строительстве Золотого Дома впервые были использованы окрашенный мрамор с прорисованными прожилками и оконное стекло нового вида.
Когда дворец был завершен, восхищенный император с облегчением промолвил:
— Наконец — то я смогу жить по — человечески!
Глава семнадцатая. Заговор Пизона
В конце 64 года участились зловещие знамения: частые удары молнии, появление кометы, второй за время правления Нерона, рождение младенцев и животных с двумя головами. Суеверные римляне смирились с мыслью о скором несчастье, еще большем, чем то, которое они пережили в связи с пожаром, разрушившим столицу и ставшим причиной многих человеческих жертв. Поговаривали о том, что Нерон не угоден богам и что они гневаются на него.
Подобные разговоры особенно часто велись среди друзей Гая Кальпурния Пизона, вокруг которого постепенно образовалось ядро единомышленников, полагавших, что властвованию Нерона пора положить конец. Сначала это было не более чем салонной болтовней, но когда к ним присоединились военные, префект преторианцев Фений Руф, трибуны преторианских когорт Субрий Флав, Гавий Сильван, Стаций Проку, центурионы Сульпиций Аспер, Максим Скавр, Венет Павел и другие, общее направление разговоров изменилось, начали обсуждать вопросы уже конкретные: когда и где убить императора.
Самым неистовым из заговорщиков, по крайней мере на словах, был Субрий Флав, предлагавший — разные планы убийства тирана. Однажды ему пришло в голову поджечь загородную резиденцию Нерона и подкараулить его у выхода. Перепуганный и без охраны, принцепс устремится прямо на его меч, заверял Флав. В другой раз он воодушевился идеей умертвить императора на глазах тысяч свидетелей во время его выступления на театральных подмостках. Но всякий раз пылкого трибуна сдерживала мысль о собственной безопасности: он не знал, каким образом уцелеть самому.
Возглавивший заговор Гай Кальпурний Пизон был родом из знатной семьи и пользовался в Риме хорошей репутацией. Не обратить на него внимания было просто невозможно: он был наделен внушительным ростом и красивой наружностью. Многих людей привлекали его щедрость и ласковое обхождение с друзьями. Пизон занимался адвокатской деятельностью и охотно брал на себя защиту граждан в судах. Своим красноречием он уже давно снискал большую известность. Кроме того, он был непревзойденным рассказчиком. Строгостью нравов Пизон никогда не отличался. Склонный к пышности и порой к распутству, жизнь вел праздную. Впрочем, римлянам, отвыкшим от суровости отцов, нравился такой стиль жизни Пизона, пользовавшегося популярностью у самых разных слоев римского населения.
Вскоре число заговорщиков пополнили римские всадники, среди которых находился даже близкий друг Нерона, участник его юношеских беспутств Клавдий Сенецион. Затем к ним примкнули сенаторы Флавий Сцевин и Афраний Квинциниан. Обоих привело к заговорщикам чувство личной ненависти к принцепсу. Большинство из участвовавших в заговоре связывали с убийством Нерона надежды на достижение собственных целей, благом государства они лишь прикрывали свои низкие амбиции.
Так, поэта Марка Аннея Лукана в ряды заговорщиков толкнуло непомерное тщеславие и обида на императора, который в то время как он публично декламировал свои стихи, покинул зал, срочно вызванный по неотложному делу в сенат. Самолюбивый Лукан, еще недавно восхвалявший Нерона в своей эпической поэме «Фарсалия», оскорбился и затаил злобу. Не стесняясь в выражениях, он всячески поносил своего покровителя. Однажды, находясь в общественном отхожем месте, он, испустив ветры с громким звуком, произнес полустишие Нерона: «Словно бы гром прогремел под землей». Сидевшие поблизости пришли в смятение и бросились прочь. Мало того, разобидевшийся поэт распространял повсюду сочиненные им язвительные стихи против Нерона и в своей озлобленности дошел до того, что перед каждым встречным грозился убить императора.
По всей видимости, все ограничилось бы пустой болтовней и заговорщики не перешли бы к активным действиям, если бы среди них не появилась женщина, причем энергичная и волевая, которая привыкла действовать, а не вести праздные разговоры. Это была некая Эпихарида, подруга Аннея Мелы, отца Лукана и брата Сенеки. Ей быстро наскучили ни к чему не ведущие разглагольствования мужчин, и она решила проявить инициативу.