Следовало приобретать как можно больше друзей астрологии в императорской семье. Ведь столь доходное дело, как составление гороскопов, имело и некоторые теневые стороны. Все пользовались услугами «халдейских» мудрецов, но все дрожали от страха перед тайнами их искусства. А страх рождает подозрительность. С особенным недоверием относились к астрологам высшие власти. Они были убеждены, что те действительно умеют читать будущее и, следовательно, зная государственные тайны, могут посвятить в них людей, не имеющих на это права.
Поэтому тот самый Тиберий, который так верил звездам, в первые годы своего владычества добился через сенат утверждения суровых репрессий против проживающих в Риме астрологов. Тогда было принято решение о том, что римские граждане, прорицающие по звездам, теряют все свое состояние и отправляются в изгнание, а «математиков»-иноземцев ждет смертная казнь. Это не были пустые фразы. Одного из астрологов сбросили со стены Капитолия, другому топором отрубили голову. Только публичное отречение от своего ремесла и личная благосклонность императора спасли некоторых из них от гибели.
Разумеется, эти постановления и репрессии не касались Фрасилла, так же как и более поздние эдикты императора не затронули его сына. Впрочем, через какое-то время даже менее влиятельные адепты астрологии возвратились в Рим. Спрос на них был чрезвычайно велик, в том числе и со стороны инициаторов таких гонений. Преследования не раз возобновлялись. Появлялись грозные указы, применялись суровые кары, но вскоре об этом забывалось, так как хотелось забыть.
Подобная непоследовательность была вызвана как раз глубокой верой в астрологию. Ведь непосредственным поводом для таких решений сената при Тиберии послужило раскрытие заговора, якобы составленного молодым аристократом Либоном. Он обратился к астрологам, желая узнать, когда император умрет и кто будет его наследником. Предвосхищая смертный приговор, Либон покончил жизнь самоубийством.
Через тридцать лет Агриппина использовала и это недоверие к астрологам, и решение сената о деле Либона, чтобы погубить свою соперницу Лоллию Паулину, дерзнувшую мечтать о браке с Клавдием.
Нашелся услужливый доносчик: Лоллия выспрашивает астрологов о важных государственных делах, добиваясь у них ответа, кто будет женой императора. Клавдий, чтобы успокоить Агриппину, лично обвинил Лоллию перед сенатом. Ее приговорили к изгнанию и конфискации почти всего имущества. Она смогла сохранить лишь малую толику своих огромных богатств. Впрочем, и этого Агриппине оказалось мало: впоследствии к изгнаннице явился трибун, огласивший ей смертный приговор.
Подозрительность вообще была присуща Агриппине. А вдруг приговор не приведен в исполнение? Или Лоллия подкупила офицера и он убил кого-то другого? Она велела доставить ей голову соперницы. Но смерть неузнаваемо преобразила облик Лоллии. Императрица не узнавала ее. Успокоилась только тогда, когда раздвинула мертвые губы и по зубам убедилась, что это она самая.
Такая судьба ждала женщину, обширные матримониальные планы которой поддерживал вольноотпущенник Каллист. Второй соперницей Агриппины была Элия Петина, на которую сделал ставку Нарцисс. Но это была уже немолодая женщина, и прежде не внушавшая Клавдию симпатию. Поэтому Агриппина оставила ее в покое. Всю свою ненависть она сосредоточила на Нарциссе. То была истинная месть Мессалины с того света. Человек, который больше всех способствовал ее гибели, теперь сделался объектом яростных нападок ее преемницы.
Усыновление
Вражда между Агриппиной и Нарциссом была тем ожесточеннее, что сопровождалась борьбой между вольноотпущенниками. Паллант был связан с императрицей еще теснее, чем перед ее замужеством. Ходили упорные слухи о том, что этих двоих сплотила не только политика и не только борьба с Нарциссом.
Не прошло и года со дня свадьбы Клавдия и Агриппины, как Паллант приступил к осуществлению плана, который для императрицы был, пожалуй, даже поважнее, чем сам брак. Вольноотпущенник принялся убеждать властителя в том, что он должен усыновить Луция Домиция, сына Агриппины!