Разумеется, император хотел, чтобы процедура открытия канала прошла безупречно и надолго сохранилась в человеческой памяти. Чтобы привлечь на торжества как можно больше зрителей, объявили о блестящем представлении: предполагалось показать настоящий бой судов на озере. Император и Нерон явились облаченными в пурпурные воинские плащи, Агриппина же в одеянии, сотканном из чисто золотых нитей.
Где-то неподалеку от императорской трибуны стоял Гай Плиний, дядя того Плиния, который полвека спустя будет так возмущаться чванством Палланта. Плинию было не более тридцати, но его уже отметили высокими воинскими званиями. Он отличался работоспособностью и широтой интересов. Его занимало все: техника и грамматика, история и медицина, национальные обычаи, чудеса природы, жизнь животных. Поэтому Плиний не мог не явиться к Фуцинскому озеру. Так же, как и прочие, он обратил внимание на платье Агриппины и не упустил случая сохранить для потомства упоминание о нем. Но более всего заинтересовал его сам канал. Плиний должным образом оценил грандиозность этого творения. Много лет спустя он писал: «Просто невозможно определить стоимость строительства и число трудившихся на нем. Размах земельных работ не в состоянии представить себе никто, кроме тех, кто сами это созерцали».
Плиний был прав. Строительство канала и ныне вызывает уважение, хотя оно и велось довольно примитивными орудиями труда. Не все, однако, сумели беспристрастно оценить грандиозность этого сооружения. Один историк, писавший полвека спустя после Плиния, а следовательно, современник Плиния Младшего, известный и поныне, едва упоминает о самом канале, однако долго и пространно рассуждает по поводу зрелища, которое придало блеск открытию канала. Речь идет о Таците. Основным принципом своих исторических работ он провозглашал полную беспристрастность и объективность. В действительности же факты деформировались им ловко и последовательно. Одним из средств, к каким прибегал Тацит, было умолчание или скупое упоминание о лицах ему несимпатичных либо акцентирование внимания на событиях и персонажах малозначительных. Клавдия Тацит не любил.
Правда, и зрелище, развернувшееся на озере, было запоминающимся.
Друг против друга стояли две флотилии — «Родос» и «Сицилия». Каждая насчитывала по нескольку десятков настоящих многорядных военных судов. Команды состояли из смертников, общим числом 19 тысяч человек! Чтобы воспрепятствовать их бегству, у берегов озера разместили большие плоты. На них в полном вооружении расположились когорты преторианцев и мощные машины для метания камней.
Обе флотилии приблизились к трибуне. Команды приветствовали властителя могучим криком:
— Да здравствует император! Идущие на смерть приветствуют тебя!
На что Клавдий заметил:
— Как сказать…
Реплика его имела свой смысл, ибо не все сражавшиеся должны были погибнуть, однако смертники превратно истолковали ее, как освобождение от кровопролития. Поэтому, когда был подан сигнал к бою, корабли устремились вперед, но вскоре разошлись в разные стороны, не причинив никому никакого вреда. Клавдий сорвался с места. Начал бегать по берегу, угрозами и просьбами призывая к настоящей битве. Наконец флотилии сошлись! Раздался треск сталкивающихся носовых частей и бортов, ломающихся весел, крики гибнущих людей.
Когда зрители насытились в конце концов созерцанием битвы и крови, уцелевшим была дарована жизнь.
Только тогда открыли запруду.
Через какое-то время оказалось, что канал не выполняет своей задачи, ибо в некоторых местах недостаточно глубок. Поэтому после проведения дополнительных работ в 53 году состоялось повторное его открытие, снова сопровождавшееся зрелищем. На этот раз созерцали бои гладиаторов, сражавшихся на больших деревянных помостах. После этого Клавдий приступил к пиршеству неподалеку от входа в русло канала. Неожиданно раздался ужасный грохот. Рухнула часть горного склона, подмытого водой. Пирующие с криком разбежались. В опасности оказался и сам император.