Однако конструкция корабля не оправдала себя. Навес, правда, рухнул, но борта не разошлись и судно затонуло не сразу. Не вся команда была посвящена в тайну. Поэтому часть хотела спасти корабль, в то время как люди Аникета пытались накренить его на один борт, чтобы ускорить потопление.
Брошенный Бурром вызов Аникет принял с полным спокойствием, так как давно ненавидел Агриппину. Вероятно, потому ныне и состоял в высокой должности, хотя был всего лишь вольноотпущенником. Он пользовался доверием императора, некогда был при нем одним из воспитателей. Без колебаний взялся Аникет за завершение дела. Лишь потребовал, чтобы ему предоставили свободу действий, не стесняли в выборе средств. Нерон воскликнул:
— Только теперь я становлюсь императором! И этот вольноотпущенник предоставляет мне власть. Поторопись, возьми самых лучших людей!
Совещание еще продолжалось, когда доложили, что прибыл посланец от Агриппины, ее вольноотпущенник Агерин. Он принес добрые вести: его госпожа благодаря милости богов и судьбы счастливо спаслась во время катастрофы; она получила легкое плечевое ранение, никакая опасность ей не грозит; поэтому Агриппина просит, чтобы сын не беспокоился и пока отложил свой визит, так как она прежде всего нуждается в отдыхе.
Действительно, это было единственное, что оставалось Агриппине в создавшемся положении: сделать вид, что ни о чем не догадывается. Но было уже поздно.
Нерон внимательно слушал речь посланца. Однако прежде, чем тот закончил, послышался стук металла об пол. Кинжал упал у ног Агерина. Император закричал:
— Охрана, ко мне! Это покушение! Держите убийцу!
Ворвались преторианцы. Ошеломленного Агерина, который вообще не понимал, что происходит, заковали в кандалы как подосланного Агриппиной злодея. Подбросил же ему кинжал сам Нерон.
В это время Агриппина лежала в своей вилле в маленькой спальне, освещенной только слабой лампой. Возле ее ложа находилась рабыня. Полнейшая тишина царила вокруг. Агриппина чутко прислушивалась. Когда же вернется Агерин? Каков будет ответ Нерона?
Где-то послышался стук оружия, зазвучали приглушенные голоса. Девушка выскользнула из комнаты. Агриппина окликнула ее:
— Значит, и ты меня покидаешь?
Ворота виллы были уже выломаны, прислуга разбежалась.
Трое вооруженных мужчин вошли в комнату: Аникет, капитан корабля Геркулей, офицер морской пехоты Обарит. Агриппина приподнялась на ложе:
— Если вы хотите узнать, как я себя чувствую, то скажите, что мне уже лучше. А если вы намереваетесь совершить что-то другое, то я не верю, что это был приказ сына. Он не способен стать убийцей матери!
Геркулей ударил ее палкой по голове. Обарит выхватил меч. Агриппина крикнула:
— Бей в живот!
Ей нанесли несколько смертельных ран. В ту же самую ночь прислуга сожгла тело матери императора на обычном ложе, которым пользовались на пирах. Пока правил Нерон, у Агриппины не было никакого памятника. Только впоследствии ее вольноотпущенники насыпали над могилой небольшой курган. Он возвышался на холме, через который шла дорога в Мизены, неподалеку от старой виллы диктатора Суллы. Отсюда открывался великолепный вид и на залив, и на открытое море.
Император до утра не сомкнул глаз. Нерон осознал, что совершил, только тогда, когда ему доложили об исполнении приказа. Он сидел молча, словно парализованный. Время от времени вставал, делал несколько шагов, производя впечатление обезумевшего. От этого страха и чувства вины ему не удалось избавиться уже никогда. Много позже он признавался самым доверенным лицам, что его мучит по ночам призрак матери; подчас слышит как бы свист бичей и видит горящие факелы. Впоследствии, при посещении Греции, ему захотелось принять участие в известных Элевсинских мистериях, устраиваемых в храмах. По древнему обычаю глашатай объявил перед началом:
— Сюда возбраняется входить безбожникам и тем, кто запятнал себя преступлением!
Нерон не решился войти внутрь.
Но в эту ночь император опасался не только видений и богинь мщения. Его терзала тревога: что произойдет, когда о преступлении узнает армия, сенат, народ? Не отвернутся ли от матереубийцы? Не погибнет ли он в нищете, презираемый и покинутый всеми? Никто еще не совершил столь ужасного поступка — ни человеконенавистник Тиберий, ни даже безумный Калигула!