Сонника, которую тогда называли Мирриной (имя, данное ей моряками), утомилась жизнью диктериона. Все там были рабынями, которых беотиец бил палками, если они вызывали недовольство какого-нибудь посетителя. Ей было противно получать определенные законом Солона два обола из этих мозолистых рук, которые, лаская, причиняли ей боль; в ней возбуждали отвращение люди всех стран света, низкие и грубые, которые являлись, ища наслаждения, и уходили удовлетворенные, беспрестанно сменяемые другими и другими, точно постоянная, повторяющая одинаковые настроения и однородные искания волна желаний, возбуждаемых морским уединением. Однажды ночью Сонника в последний раз посетила храм Венеры Пандемос, воздвигнутый Солоном на большой площади Пирея, и, как последнюю жертву, возложила два обола перед статуями Венеры и ее сопутницы Пифо, двумя богинями куртизанок, мимо которых она проходила много раз со своими возлюбленными, прежде чем отдаться им на берегу моря или подле большой стены, выстроенной Фемистоклом, чтобы соединить порт с Афинами. Затем она бежала в город, стремясь к свободе и наслаждениям, желая стать одной из тех афинских гетер, которые славились своей роскошью и красотою далеко за пределами родины.
Она жила, как свободные, и бедные куртизанки, которых африканская молодежь за их крики называла волчицами. Вначале она проводила целые дни, ничего не евши, но считала себя счастливее своих прежних подруг порта Фаралео или пригорода Эстирона, жалких рабынь содержателей диктерионов. Теперь местом ее торговли было Церамико, обширное предместье Афин, расположенное вдоль стены между воротами Церамико и Дипиля, где находился сад Академии и намогильные памятники славных граждан, умерших за Республику. Днем сюда приходили известные гетеры или же присылали своих рабынь посмотреть, написаны ли углем их имена на стене Церамико. Афинянин, который желал обладать какой-нибудь куртизанкой, писал ее имя рядом с многочисленными предложениями, и если он нравился гетере, она под надписью обозначала время свидания. При свете солнца здесь щеголяли знаменитые куртизанки, почти обнаженные, в пурпуровых сандалиях, в цветных покровах и с венками из свежих роз на пышных волосах, припудренных золотом. Поэты, риторы, артисты и знатные горожане прогуливались по зеленым рощицам Церамико.
С наступлением ночи место прогулки наполнялось толпою женщин, несчастных и оборванных, отдающихся среди памятников великих граждан. Это была чернь афинского наслаждения, живущая на свободе и ищущая мрака: старые куртизанки, которые под покровом ночи выходили зарабатывать хлеб на то место, где в прежние времена царили могуществом своей красоты; бывшие проститутки диктерионов; рабыни, которые убегали на несколько часов из дома господина, и женщины народа, которые искали в разврате услады своей бедности. Прячась за памятниками, среди лавровых рощиц, они оставались неподвижными, как сфинксы, но как только в тишине Церамико раздавались мужские шаги, они выхолили со всех сторон, призывая окриками проходящего. Часто они убегали с безумной быстротой, узнавая сборника подати, наложенной Солоном на продажных женщин и и являющейся самым лучшим доходом Афин. В полночь, возвращающийся с пира прохожий, идя по Церемико, чувствовал вокруг себя движение, слышал вздохи невидимых существ. Поэты, смеясь, говорили, что это тени великих граждан, вздыхающих в своих глубоких могилах.