Актеон узнал его.
— Это Ганнибал, — сказал он обоим послам, которые стояли подле него на носу корабля.
Появились новые эскадроны, словно весть о прибытии корабля произвела тревогу в лагере, стягивая к порту все войска. Позади групп всадников бежали во всю прыть дикие кельтиберы, балеарские пращники, все пешие воины различных племен, которые наполняли стан осаждающих.
Ганнибал, рискуя утонуть, пустил своего коня в воду канала, чтобы его лучше было слышно с корабля, и, повелевая остановиться, протянул свою руку таким властным движением, что весла тотчас же опустились, оставаясь неподвижными вдоль корабельного корпуса.
— Кто вы такие? Чего желаете? — спросил он по гречески.
Актеон служил переводчиком между римлянами и карфагенским вождем.
— Мы послы Рима, прибывшие для переговоров с тобою от имени Республики.
Он долго смотрел, держа руку над глазами и, наконец, узнал грека.
— Это ты, Актеон!.. Вечно ты, беспокойный афинянин. Я думал, что ты в городе. Прекрасно! Скажи же им, что уж поздно; к чему вести переговоры? Вождь, который осаждает город, принимает послов лишь тогда, когда он находится в самом городе.
Грек повторил римлянам слова Ганнибала и перевел их ответ.
— Внимай, африканец, — сказал Актеон Ганнибалу. — Посланные Рима напоминают тебе о дружбе, которая заключена им с Сагунтом. От имени Сената и римского народа, предлагается тебе снять осаду и пощадить город.
— Скажи им, что Сагунт оскорбил меня и что он первый объявил войну, принеся в жертву моих друзей и отказав в почитании моих союзников турдеганов.
— Это неправда, Ганнибал.
— Грек, повтори римлянам то, что я говорю тебе.
— Послы хотят сойти с корабля. Им необходимо переговорить с тобой от имени Рима.
— Бесполезно: они не заставят меня отказаться от моего намерения. Тем более, осада длится долго, войска возбуждены и для послов Рима будет небезопасным мой лагерь, состоящий из дикого люда различных стран, который повинуется лишь тогда, когда находится в моем присутствии. Несколько часов тому назад у нас было сражение, и в них еще не остыл пыл воинственного возбуждения.
Говоря это, он повернул голову к войскам, и последние, как бы приняв его движение за приказ или же, быть может, угадывая по глазам вождя его скрытые намерения, начинали волноваться, приближаясь к каналу, как бы намереваясь пуститься вплавь против корабля. Всадники размахивали своими копьями, окрашенными еще кровью недавнего сражения; подымали свои щиты, на которые более дикие африканцы посадили, как трофеи, головы нескольких сагунтцев, павших в последнем бою. Балерцы, обнажая тупой улыбкой свои зубы, вытаскивали глиняные пули и начинали метать их в римский корабль.
— Видите это? — кричал удовлетворенный Ганнибал. — Невозможно, чтобы я принял послов в своем лагере. Поздно вести переговоры. Остается единственно, чтобы Сагунт сдался в наказание за свои ошибки.
Послы, отнесясь с презрением к метательным снарядам пращников, спокойно опирались о борт корабля, подавшись вперед туловищем, прикрытые тогой, полные высокомерия, которое, казалось, не страшится диких воинов.
— Африканец! — крикнул один из легатов по-латыни, не считаясь с тем, что Ганнибал не мог понять его. — Так как ты не хочешь принять посланных Рима, мы отправляемся в Карфаген просить, чтобы нам выдали тебя за нарушение договора, заключенного с Гасдрубалом. Рим покарает тебя, когда ты станешь нашим пленником.
— Что он говорит? Что он говорит? — кричал Ганнибал, взбешенный этими непонятными словами, в которых он угадывал угрозу.
После объяснения Актеона вождь разразился презрительным хохотом.
— Отправляйтесь, римляне! — кричал он. — Отправляйтесь в Карфаген! Богачи ненавидят меня, и их желание будет наполнять вашу петицию, выдав меня врагам, но народ любит меня и не найдется в Карфагене того, кто бы дерзнул очутиться среди моего войска, чтобы обратить меня в пленника.
Посыпался дождь стрел вокруг корабля; несколько глиняных пуль попало в его бока, и римский лоцман дал приказ отчаливать. Задвигались весла, и корабль начал медленно поворачивать, чтобы выплыть из канала.
— Вы направляетесь в Карфаген? — спросил грек.
— Да, в Карфагене нас лучше выслушают, — заметил один из послов. — После того, что произошло, или карфагенский Сенат выдаст нам Ганнибала, или же Рим объявит войну Карфагену.
— Вы, римляне, отправляйтесь. Мой же долг — остаться здесь.