Внезапно новоприбывшие уловили над легким шумом волн отдаленный звук, похожий на начало урагана, и, не говоря ни слова, они зашагали по хорошо знакомым улицам ближайшим путем к Серапеуму. Они вышли из нового греческого квартала и, миновав несколько уличек египетского квартала, пораженные бедностью и грязью этих несчастных глинобитных хижин, вдруг после резкого поворота очутились на колоссальной площади Серапеума, от которого их отделяла пятидесятикратная человеческая стена. Посредине пространства на небольшой возвышенности все еще возвышался почти неповрежденный храм, хранивший статую могучего божества и тысячелетние сокровища иероглифической мудрости.
Сквозь колоссальные колонны можно было видеть могучую внутреннюю постройку, служившую жильем, библиотекой и школой египетским жрецам. Двери были сорваны, и под колоннами лежали груды книг. Также впереди, где стоял отдельный колоссальный храм святого бога Сераписа, святыня не осталась нетронутой. Стены остались в целости, и только острый глаз Вольфа различал тонкую трещину, прорезавшую стену святилища.
Когда друзья достигли площади, священник отделился от них. Молодые люди узнали сейчас же, что значила эта воцарившаяся тишина и чего ждали: два часа тому назад солдаты наместника, несмотря на его отсутствие, начали правильную осаду пустого Серапеума.
Гнев Сераписа должен был сейчас разразиться! Гранитный таран колоссальной стенобитной машины после трех ужасных ударов даже не покачнул колонны. Были отправлены гонцы к наместнику и к Теону, строителю стенобитни.
Толпа ждала.
— Я здесь у себя дома, — сказал Вольф и показал пальцем на башнеподобную стену черного здания на углу переулка, ведшего от Серапеума к кладбищу египетского квартала.
— Там? — удивился Александр, — в заколдованном доме? Там ведь живет старый вояка!
— Мой отец.
Друзьям не осталось времени для удивления. Тем же путем, каким пришли они, медленно приближалась странная процессия. Сперва несколько священников и воинов, за ними старый, сгорбленный седовласый Теон, а рядом, заботливо его поддерживая, но гордо выпрямившись, шла стройная молодая женщина. Друзья увидали только белое шерстяное платье, темное покрывало, бледные щеки и пару громадных глаз, но это, очевидно, была Гипатия, с именем которой приехали они из Афин За Теоном и его дочерью теснилось более ста юношей, в которых по их однотонным, широким, черным шапочкам можно было узнать учащихся.
Над площадью поднялся гул: строитель пришел, а наместник отказался явиться. С тысячью приветственных или гневных возгласов толпа раздвинулась перед пришедшими. Совсем близко от друзей прошла Гипатия. Ее удивительные черные глаза, не отрываясь, смотрели на отца, которому она что-то тихо говорила. Она не видела ничего, но друзья разглядели ее, и Вольф так сжал плечо Троила, что тот застонал, а Александр сказал не проронившему ни слова Синезию:
— Ни звука, молчи!
Друзья присоединились к студентам, отделявшим Гипатию от толпы, и медленно продвигались недалеко от нее. Без слов, с одинаковым чувством в душе: хорошо, что мы здесь!
Шагов через пятьдесят им пришлось остановиться. Густая цепь солдат пропустила только офицеров, священников и Теона. Остальные должны были остаться. Подняв руки, Гипатия еще раз подошла к отцу.
— Не делай этого, не делай этого!
— Я должен! — ответил Теон. — Таков приказ из Константинополя. И потом они говорят, что полуторалоктевые никуда не годятся. Мои машины! Они плохо установлены. Они были рассчитаны против стен Ниневии, которые на три четверти локтя толще этих. Так вот я посмотрю…
— Не делай этого!
Теон повернулся, чтобы идти.
Тогда Гипатия отбросила свое покрывало, простерла руки к офицерам и крикнула так громко, что народ должен был услыхать ее:
— Заклинаю вас, не делайте этого! Дайте мне возможность поговорить с императором. Величие эллинства сияет с высоты этих колонн! Вы должны были бы охранять ее, охранять во имя императора! Вспомните об императоре Юлиане!..
Как зачарованные, слушали окружающие вдохновенную женщину. Но издали, со всех сторон поднималась нетерпеливые крики: