Неруда эффектно вбегает на трибуну. Таков его дебют в Европе.
В понедельник, 25 апреля 1949 года, состоялось закрытие Всемирного конгресса сторонников мира, который продолжался пять дней. На нем присутствовали наиболее видные деятели искусства и литературы, а также политики всего мира. От Франции в конгрессе участвовали Ив Фарг, Поль Элюар, Луи Арагон, Эльза Триоле, Эжени Коттон, Жан Кассу, Эме Север, Пьер Кот, Поль Риве, Арман Салакру, Фредерик и Ирен Жолио-Кюри, Пьер Сегер, Пабло Пикассо. От Италии — Пьетро Ненни, Элио Виторини, Итало Кальвино, Ренато Гуттузо, Джулио Эйноди, Эмилио Серени. От Германии — Анна Зегерс и Арнольд Цвейг. От Соединенных Штатов — Говард Фаст, Ленгстон Хьюз, Чарли Чаплин, Поль Робсон, Альберт Кан, Э. В. Э. Дюбуа. От Советского Союза — Илья Эренбург, Михаил Шолохов, Александр Фадеев, Ванда Василевская, Дмитрий Шостакович. От Югославии — Иво Андрич. От Греции — Мельпо Аксиоти. От Китая — Го Можо и Эми Сяо. От Латинской Америки присутствовало двести делегатов, среди которых были Диего Ривера и Ласаро Карденас{123} от Мексики; от Аргентины — Антонио Берни, Луис Сеоане, Альфредо Варела; от Кубы — Николас Гильен, Хуан Маринельо; от Бразилии — Жоржи Амаду и Кайо Педро; от Гватемалы — Луис Кардоса-и-Арагон и Хосе Мануэль Фортуни; от Гаити — Рене де Пестре; от Венесуэлы — Мигель Отеро Сильва и Эктор Полео. На этом последнем заседании председательствовал Ив Фарг; он торжественно объявил:
«Я предоставляю слово последнему оратору, который и закроет прения. Этот человек находится в зале всего несколько минут. Вы его еще не видели. Его преследуют… Слово Пабло Неруде!»
Это было словно электрический разряд. Все присутствовавшие вскочили на ноги. Неруда произнес короткую речь. Как будто извиняясь, он сказал:
«Дорогие друзья, я прибыл на конгресс с некоторым опозданием. Виною тому препятствия, которые мне пришлось преодолеть на пути сюда. Я передаю вам всем привет от народов далеких стран. Политический гнет, существующий в моей стране, научил меня ценить человеческую солидарность, которая превыше всех преград, плодоноснее всех долин».
И он прочитал «Песнь Боливару» по чилийскому изданию «Всеобщей песни»{124}.
Первый экземпляр этого издания он получил утром того же дня и успел подарить его Пикассо, но перед выступлением попросил художника временно вернуть книгу.
Когда же заседание окончилось, Неруда, в точности по поговорке: «Кто дает и отбирает, тот потом не возвращает», — забрал книжку себе, объяснив, что у него это единственный экземпляр.
Не обошлось и без газетных «уток». На следующий день все газеты Сантьяго опубликовали каблограмму из Парижа, в первом абзаце которой говорилось буквально следующее: «Совершенно неожиданно для всех сегодня здесь появился преследуемый чилийскими властями поэт-коммунист Пабло Неруда. Он присутствовал на утреннем заседании Всемирного конгресса сторонников мира, который проходит в Париже, и обратился к собравшимся с речью. Обстоятельства, при которых поэту удалось покинуть свою страну и совершить эту Поездку, окутаны глубочайшей тайной».
Между тем за день до публичного появления Неруды в Париже шеф разведки и политической полиции Чили Луис Брум Д’Авоглио сделал в Сантьяго заявление для прессы, в котором утверждал, что Неруда вот-вот будет схвачен его агентами.
В Париже Неруду посетил репортер Франс Пресс и сообщил ему, что правительство Гонсалеса Виделы, узнав о его пребывании во Франции, широковещательно заявило, будто субъект, выдающий себя за Пабло Неруду, — подставное лицо. И журналист решил поглядеть на «двойника» Неруды.
105. Европа совершает открытие
С этого изгнания начался новый период в его жизни. В 1949 году критики назвали Неруду первым поэтом Латинской Америки. На нашем континенте такое мнение было, можно сказать, единодушным. Но в Европе, если не считать людей посвященных, широкой публике он не был известен.
Неруда вообще постоянно завоевывал все новые и новые аудитории. Поначалу он был поэтом провинции Темуко, затем, в Сантьяго, стал поэтом студенчества двадцатых годов, позднее вся страна признала его своим национальным поэтом, гордостью чилийской литературы.
Четыре года Неруда провел в Азии, но почти никто там не понял, что это — поэт. Даже те, кто был с ним знаком, читать его не могли, так как испанский язык в тех широтах совсем не в ходу.
Его слава росла, если можно так выразиться, благодаря личным контактам, благодаря физическому и духовному присутствию его самого и его книг сначала в Аргентине, потом в Испании, Мексике, во время его коротких поездок почти по всем странам Латинской Америки. Таковы были пределы его славы в ту пору, и в этих пределах имя его гремело.