Считая розы чересчур «литературными» цветами, поэт прежде не уделял им внимания. Но теперь розы стоят в каждом уголке, они испускают тонкий или оглушительный, как удар грома, аромат, отступающий лишь перед неистребимым запахом провинции, который пронизывал все жилье поэта, ибо следовал за ним из отчего дома, окутывал его с юных лет. Это был запах жимолости. Первые поцелуи весны, стоявшей уже у ворот.
Он долго рассказывал Ленке о том, какие чувства вызвало в нем возвращение. Она ушла, но приходила часто. Они были большими друзьями. А девять лет спустя она ушла навсегда.
«— Я черный галстук надену, чтоб проститься с тобою, Ленка.
— Как это глупо. Сними, не надо.
— Мы будем плакать сегодня и вспоминать тебя, Ленка.
— С ума ты сошел! Вспомни лучше, как мы смеялись!
— Но что мне сказать тебе, Ленка?
— Расскажи мне сказку… и будет!»
В приведенном отрывке — и душевная глубина Неруды, и его высокое уважение к этой мужественной женщине.
«Я помню время, когда преследовали меня и весь мой народ, и люди жили, напялив маски, словно в нелепом карнавале, и лишь ты одна блюла чистоту своего белого лица под золотым шлемом, высоко неся достоинство написанного слова. Лживые мэтры журналистики, точно овчарки, шли по следу моей поэзии, они исполняли свое предназначение паяцев и доносчиков, ты же воплощала собою прозрачность истины, ты не строила никаких иллюзий, но и не предавала.
— Уж слишком ты захваливаешь меня, Пабло, я не узнаю тебя.
— Прости, Ленка, я по-прежнему люблю людей. Ты стала еще прекраснее, ты — хрустальный лист с синими глазами, высокая и сияющая, и, быть может, никогда уже не родишься из золотой и снежной пены на нашем жалком песке».
На Плайя-Бланка, окаймленном соснами, Неруда сразу же включился в первую избирательную кампанию Сальвадора Альенде, которая снова привела его в Пуэрто-Сааведру. В Лоте он вновь встретился с шахтерами, которые, подобно ему, докапываются до самых глубин. Поэт дал им отчет о своих странствиях. «Огромно море и огромна земля, — начал он, — но я объехал ее дважды». Временами казалось, что оратор больше не надеется еще раз увидеть этих шахтеров и потому спешит поблагодарить их.
«Моим возвращением я обязан чилийскому народу, а не случаю и не благодеянию правительства».
116. Деятели культуры объединяются
Неруда умел мыслить широко и осуществлять большие замыслы. Он решил организовать встречу американских деятелей культуры и поделился этим планом с тремя деятелями культуры, обладавшими достаточным авторитетом, чтобы созвать такое совещание. Это были Габриэла Мистраль, Бальдомеро Санин Кано и Хоакин Гарсиа Монхе{132}. В июле 1952 года появилось их короткое воззвание, которое дышало тревогой. Мировая общественность обеспокоена и взволнованна. Ответственность за судьбы мира лежит на всех, в том числе на писателях, художниках, деятелях культуры и науки, одним словом, на всех работниках умственного труда. Почему бы им, людям различных взглядов, не встретиться и не договориться о том, какой вклад они могут внести в благородное дело развития Американского континента? Пусть участники конгресса обменяются мнениями и приведут свои доводы. Такая встреча пойдет на пользу не только самим интеллектуалам, но и народам.
Воззвание получило широкий отклик во многих странах — от Канады до Аргентины и Чили. Отовсюду стали поступать письма в поддержку этого начинания. Так, в Бразилии воззвание подписали: архитектор Оскар Нимейер, художник Кандидо Портинари, поэт Винисиус де Мораэс и романист Жоржи Амаду, который переехал в Сантьяго, чтобы вплотную заняться организацией встречи.
В конце марта — начале апреля 1953 года Континентальный конгресс деятелей культуры состоялся. Правительство Карлоса Ибаньеса чинило всяческие препятствия, задерживало визы участникам и грозило вообще запретить «сборище». Международная реакция применила испытанный прием и пустила в ход классическую артиллерию. 26 апреля консервативная газета «Диарио илюстрадо» поместила рисунок карикатуриста Коке на несколько колонок под названием «Ловушка для простофиль». Из-под крышки ящика с надписью «Конгресс культуры» высовывался селезень Неруда и сзывал легкомысленных пташек. В карикатуре не было ничего смешного, но она отражала отношение к подобного рода начинаниям.