В следующее воскресенье утром я отправился повидаться с ним в «Себастьяну». Матильда полушутя бранила его. Она обращалась с ним как с молодящимся стариком. Смеясь, упрекала его… Все это выглядело довольно весело. В это время пришел издатель Неруды Гонсало Лосада. Неруда предлагает пойти прогуляться по Винья-дель-Мар. Мы выходим на площадь и наблюдаем типичную картину воскресного утра: люди идут в церковь к одиннадцатичасовой мессе; несколько экипажей, запряженных старыми лошадьми, стоят в ожидании туристов, чтобы покатать их по городу. Неруда говорит Матильде: «Займи как-нибудь Гонсало. Мне нужно переговорить с Володей». Как обычно, он сразу же переходит к делу. «Мне необходимо удалиться. Уехать на время, но на правительственную службу. Думаю, лучше всего послом во Францию. Поговори об этом с товарищами. И, если они согласны, пусть предложат это Сальвадору».
Так и сделали. И Альенде согласился, что у Чили не может быть лучшего посла во Франции, чем Пабло Неруда. Назначение было подготовлено мгновенно. Министр иностранных дел Клодомиро Альмейда направил послание сенату, который на этот раз одобрил его без проволочек. Неруда хотел поскорее уехать и через несколько дней отправился в путь.
Есть такие ночные мысли, которые не покидают человека и днем, особенно если он обладает чутьем, способен ощутить приближение грозы задолго до того, как сверкнет молния. Казалось, будто Неруда знает нечто, для всех остальных являющееся загадкой, и, хотя до сих пор все шло нормально, он не выглядел довольным, когда мы приехали попрощаться с ним в аэропорт. На его лице можно было прочесть какое-то сомнение, какую-то скрытую озабоченность. Поскольку патетика ему претила, он старался избежать каких-либо сцен. Но уезжал он в тревоге, словно ощущая, что под пеплом дремлет раскаленная лава. Ему не верилось, что республика в безопасности. Ни один человек не мог бы спасти ее. Он не хотел давать советы; но и предупредить издалека о том, что готовится, можно будет только в том случае, если мы будем объединены, если будем знать, против кого сражаемся, и если не наделаем глупостей. На этот раз он говорил образно, но начал с апокрифических метафор. Привычное клише «американская Швейцария» он заменил, увы, более правдоподобным общим местом: Чили — страна землетрясений и вулканов. На сей раз геологические пласты не сдвинутся с места. Не будут потрясены ни Анды, ни владения поэзии и языка. Но может произойти политическое землетрясение, которое уничтожит больше людей, чем сотрясение земной тверди. Вызвать его способна воля к неумолимой системе господства. Он разоблачит эти силы в «Призыве к расправе с Никсоном». Чего только ни сделали бы враги, чтобы уничтожить этот, еще не изданный, памфлет, который начнет создаваться с приходом Сальвадора Альенде в Ла Монеду. Попытка изменить судьбу угнетенных введением более широких свобод и расширением демократических прав чиста, как колодезная вода, выходящая из земных недр. Все это он пробурчал на прощанье, которое веселым быть не могло. Его барометр предсказывал бурю. Ясного неба не ожидалось. Он не испытывал воодушевления, но все равно был готов целиком отдаться новой роли. Он верил в то, что его здоровье, начавшее ухудшаться, окрепнет и он сможет полностью выполнить свою задачу: отыскать для Чили друзей на ее пути к новому обществу, о котором он столько мечтал.
VIII
БАЛЛАДА О СТАРОМ МОРЯКЕ
166. Тревожные вести
В ноябре 1970 года, когда во Франции уже в разгаре зима, Неруда прибывает в Париж в качестве посла Чили. Он облачается во фрак. Посольский автомобиль въезжает через предместье Сент-Оноре по усыпанной гравием дорожке во двор правительственного дворца. (Гравий вызывает воспоминание об отце и поезде с щебенкой.) Напустив на себя подобающую случаю важность, Неруда выходит из автомобиля, затем вручает верительные грамоты президенту Жоржу Помпиду. Щелкают затворы фотоаппаратов. Одну из этих протокольных фотографий он присылает мне. В политических взглядах Помпиду и Неруды мало общего, однако президент опубликовал составленную им антологию французской поэзии. Неруда вглядывается в Помпиду, пытаясь высмотреть поэтическую сторону его натуры. Но, похоже, тщетно. Посол возвращается в старый особняк с привидениями и легендами о самоубийцах — там расположено Посольство Чили в Париже. Это тяжеловесное, унылое здание на улице Ля-Мотт-Пике неподалеку от Дома инвалидов ему не по душе, в нем мало света, да и вообще весь его вид действует угнетающе. Он сразу же почувствовал себя узником в темнице.