Но пропажа любимых книг и вещей мало его тронула по сравнению с горем, причиненным политическими налетчиками, которые разбили окна с витражами, разбросали по полу голубые, зеленые и красные осколки. Это была как бы прикидка того разгрома, который они учинят в «Часконе» в день его смерти.
Мечта о «Каталао», поселке для поэтов, — не унес ли ее Неруда с собой навсегда в страну безумных мечтаний?
Теперь, при режиме, который конфисковал Исла-Негра, поскольку он представляет опасность для государства, мечта поэта сдана в архив. Но, может, когда-нибудь она и осуществится.
Однако поэт — неисправимый гражданин — одновременно работает над осуществлением другой идеи: преобразовать Исла-Негра, создать парк и площадь. В парке будут радовать глаз агаты, гладкие цветные камни, найденные Нерудой и Мари Мартинер. Создается комиссия под руководством Серхио Инсунсы, в которую входят также Карлос Матус, Флавиан Левин, Гонсало Мартинер, архитекторы Фернандо Кастильо Веласко, Мигель Лаунер, Федерико Вонг, Серхио Гонсалес, Карлос Мартинер и Рауль Бульнес С. На одном из заседаний решено принять в дар от Общества современного искусства скульптуру Марты Кольвин для площади. Неруда занимается организационными, финансовыми, административными делами. Он похож то на шумного двадцатилетнего парня, который громко распоряжается, то на сорокалетнего человека, действующего с большим толком, но при этом никогда не перестающего чуть-чуть играть.
178. Ткацкие мастерские бедняков
Неруда добивается от правительства Сальвадора Альенде решения построить Дом культуры в Исла-Негра, где будет постоянная экспозиция произведений ковровщиц. В одно воскресное утро мы отправляемся вместе взглянуть на эти ковры в муниципалитет Киско — в этом округе находился дом Неруды. Он хотел, чтобы творения скромных ковровщиц увидел весь свет. Ему нравилась их гармоничность, она возникала не от свечения изящного бледного шелка, а была светом, отбрасываемым крестьянской лампой, то были творения бедняков, в которых воплотились их нужды, недостижимые мечты и чаяния. После переворота это искусство стало очень популярным в поселениях бедноты не только сельской, но и городской. Царящее там вавилонское столпотворение не способствовало созданию народных фресок под старину. Мурали бригады Рамоны Парры были запрещены; но среди тумана, который поднимался над кровавыми росами, в укрытом от чужих глаз подполье существовали руки, прежде всего женские, которые вновь брались за куски дерюги, воплощая на этих лоскутах свою тоску по утраченной свободе, историю пережитой ими трагедии. Речь идет о ремесле, возникшем в эпоху насилия и не служившем средством к существованию. Это «ночные» ковры. В них использованы цвета, словно обагренные кровью, потому что вокруг ручьем лилась кровь. Ковры рассказывают о превратностях судьбы, нужде и служат напоминанием о былом. Иной раз на них возникают образы Альенде и Неруды. В лабиринтах предместий, в сотнях измученных мятежных душ каким-то образом воскресла и осуществилась мечта поэта разослать эти коврики во все части света как послания миру.
Наперекор смерти и голоду множатся свидетельства страшного времени. Они не имеют ничего общего с роскошными гобеленами из старинных дворцов. Они вытканы скорбным сердцем, которое стремится запечатлеть пережитое, вплетая нитки, выдернутые из ветхого шерстяного жилета. Они выражают народное восприятие несчастья, и это восприятие — безошибочное. Обитатели предместий имеют обыкновение воспроизводить на небольшом прямоугольнике стихотворение поэта, который помогает им высоко держать свое знамя и выражать протест против изуродованного мира. Нерудовская мечта разослать ковры во все части света исполнилась неожиданным образом, стала массовым явлением. Ведь политическая поэзия, живопись, народный гобелен, бедняцкое тканье — воплощение этой мечты.