На другой день президент Франции Миттеран с супругой должны были принимать Матильду в Елисейском дворце. Ее попросили прийти с четырьмя друзьями. Матильда включила меня в этот почетный список. И вот мне представился случай увидеть, с каким искренним интересом слушают гостеприимные хозяева рассказ о том, как продолжается жизнь поэта, о том, что происходит в Чили, о радостном и печальном. И о том, как ширится, растет сопротивление пиночетовскому режиму.
Матильда отъезжает на родину. Она жертвенно служит великому делу — сохраняет живым наследие Пабло Неруды и стремится к тому, чтобы каждый день оно сверкало новыми гранями.
191. Еще несколько строк
Эрнан Лойола посвятил свою книгу «Пабло Неруда — творец пространства» памяти Лауры Рейес, которая бережно хранила школьные тетради поэта и была его верной спутницей с детства в дождливой южной провинции до его последних секунд, когда он произнес: «Я ухожу, я ухожу». Лаура Рейес ненадолго пережила своего брата. С его смертью она как бы потеряла весь смысл существования. Кто пережил его намного, так это Делия дель Карриль. Когда отмечали восьмидесятилетие со дня рождения Неруды, ей исполнилось сто лет. В то время она уже передвигалась в своем кресле на колесах, среди нарисованных ею гигантских лошадей с выкаченными глазами, среди смутных ускользающих воспоминаний… Порой Делия вырывается на поверхность из глубин старческой пропасти, и наступают мгновенья ясного сознания. А порой ей верится, что Пабло жив, что он рядом с ней и она снова счастлива.
Когда Делия верит, что Пабло Неруда жив, она по-своему права…
Что касается меня, то в той теплой дубленке, что подарил мне поэт, я выдержал уже одиннадцать русских зим. Добротная дубленка на патагонском овечьем меху служит мне верой и правдой. Она уже состарилась, но не сдается. Не хочет быть музейным экспонатом, как и тот, кто подарил ее мне, словно «последнее прости».
Неруда будет жить, пока жива его поэзия. И то, что нам ведомо, та великая одиссея, та уже прочерченная парабола его жизни дает мне право думать, что ему незачем было говорить: «Признаюсь: я жил». Об этом знали и знают все.
192. Спустя полгода
У каждой книги своя судьба, а порой и свои приключения. Книге «Неруда» не дозволялось пересечь границу Чили, но, вопреки всем запретам, она проникла туда, потому что у нее, помимо прочих дел на чилийской земле, было назначено свидание с женщиной, которую стерегла смерть.
В ноябре 1984 года вышло в свет первое издание «Неруды», и я сразу отправил три экземпляра Матильде Уррутиа. Они добирались до нее тайными дорогами, окольными путями, через друзей. Путешествие «Неруды» стало для меня чем-то вроде заклятья против смерти. Но Матильда знала, что ее болезнь неизлечима.
Да, еще раз подтверждалось, что в жизни есть странный закон схожести судеб двух любящих людей. Матильду тоже настиг смертельный рак… Я мечтал подарить ей хоть несколько радостных минут — пусть она возьмет в руки книгу о Поэте и о себе самой.
Шли дни за днями, и я ничего не знал о состоянии Матильды, чья жизнь угасала по ту сторону океана, за пятнадцать тысяч километров от нас. Меня преследовала мысль: увидит ли Матильда эти три книги, которые совершали такое трудное путешествие? А если она совсем плоха, сумеет ли прочесть или хотя бы перелистать «Неруду»?
Мне позвонили по телефону в день смерти Матильды. У нас был переброшен своеобразный телефонный мост через одну из европейских столиц.
С уходом Матильды замкнулся еще один круг «Жизней поэта».
За неделю до смерти Матильда позвала к себе двух подруг: Марию Малуэнду, актрису и бывшего посла во Вьетнаме, и Кену Горвиц. В свое время Кена вместе с мужем отвозила Матильду в парижскую больницу Кашен.