— Да б…ть, — взревел Дзюба, вскочил и долбанул кулаком о стену. — Я специально, что ли? Нахера меня долбать? Самому тошно.
— Да кто угодно забил бы, — проворчал Кокорин, посмотрел на Микроба: — Ты специально подставился, да?
Федор покосился на Кузьмича, потирающего подбородок, и помотал головой:
— Нет конечно.
Карпин продолжал быковать на Дзюбу:
— Накосячил, и хамит!
Тихонов что-то шепнул коллеге на ухо и попытался его увести, но Карпин вывернулся из захвата.
Вот только не хватало и в этой реальности дзюбокарпинга, они если закусятся, так два бультерьера.
— Ребята, хватит, — спокойно произнес Кузьмич, и Карпин с Дзюбой замолчали, лишь волком друг на друга поглядывали.
Авторитет Непомнящего был так силен, что ему голоса повышать не нужно, чтобы быть услышанным. Если бы не Кузьмич, конфликт бы усугубился. Он и так уже обозначится: все запасные нападающие смотрели на Дзюбу так, словно он уморил их любимую бабушку. Интересно, оставят его в основном составе или на скамейку посадят?
Карпин сделает для этого все возможное. Артем же переодевался молча, не смея поднять глаз — он сам себя ел поедом, а тут еще другие добавляют!
Я отлично его понимал. Самый лучший способ дать человеку ощутить вину — оставить его в тишине и молчании, и он будет себя грызть. Конечно, это работает только с адекватными людьми, а не с уродами, которые считают, что им все должны.
Если же на того, кто сам себя корит, в такой момент еще и нападать, то вместо того, чтобы угрызаться виной, он будет защищаться и изливать негатив, которого и так с избытком. И от чувства вины ничего не останется, будет только злость на источник раздражения.
Когда страсти улеглись, Валерий Кузьмич сказал:
— Подводим итоги. Все не так плохо, как рассчитывали западные коллеги, но и не так хорошо, как хотелось бы. К сожалению, в полной мере мы не готовы. К счастью, потенциал у нас есть, и мы точно не хуже итальянцев. Хотелось бы отметить игру Игоря Акинфеева, который неоднократно спасал команду и показывал высший класс. Приятно удивил Федор Хотеев.
Микроб улыбнулся от уха до уха.
— Отличная голевая передача, но часто риск не оправдан и много самодеятельности.
Федор потух. Кузьмич продолжил, поглядывая на мрачного Дзюбу, который приготовился терпеть публичное унижение.
— Артем… А вот Артем — молодец. Но растерялся, перенервничал — с каждым может случиться, и не надо спускать на него собак. Футбол — игра командная. Все неудачи — не вина кого-то одного, тут все отличились и все проштрафились. Кстати, с командным взаимодействием у нас не очень: кто в лес, кто по дрова. Не работает команда, как слаженный механизм. Но, думаю, мы успеем сыграться. Готовьтесь к тому, что сборы у нас еще будут, и не один раз, они нам жизненно необходимы. Коллеги?
— В принципе, и я доволен, — кивнул Тихонов. — Хотелось бы, чтобы вы играли посмелее. Судья-то нас не топил, вот когда видно, что только нам свистит, тогда можно осторожничать.
Бердыев был немногословен:
— Соглашусь с коллегами.
А вот Карпин, от нетерпения притопывающий, проговорил:
— Раз уж меня пригласили, выскажусь. Я недоволен. Много пробуксовок, медленно раскачиваемся, там, где нужно ломиться вперед, тупим. Нам же не «автобусы» надо учиться выстраивать, а, как было замечено ранее, развивать командное взаимодействие. Ну и игра отдельных персонажей удивила и расстроила. — Он мазнул взглядом по Дзюбе и постучал себя по лбу. — Вы поймите, что игрушки и возня в песочнице — все это закончилось! На нас весь Союз смотрит! В том числе товарищ Горский. Да не только Союз — весь мир! Мы обязаны оправдать ожидания! А то, что я сегодня увидел — это даже не одна восьмая финала, это позор! Итальянцы нас просто пожалели и играли расслабленно. Счет мог быть гораздо более разгромным. Так что работаем, работаем и еще раз работаем!
— К сожалению, чтобы наработать практику, — сказал Кузьмич, — нам недостаточно соперников из СССР. Нужно будет устроить еще несколько товарищеских матчей.
— Мы будем работать, да! — выпалил Сэм, когда тренеры высказались. — Только играть дайте! Мы сможем.
— Все, расходимся по номерам, — скомандовал Тихонов. — Напоминаю, что отправление автобуса у нас в шесть утра. В восемь — самолет, позавтракаете на борту. Потом — пресс-конференция в Москве.
— А ужин? — жалобно спросил Коровьев.
Тихонов щелкнул пальцами.
— Ужин — святое. Сперва ужин, потом расходимся по номерам и — спать! Слышали меня? Никаких самоволок по окрестностям, если кто попадется — мгновенное исключение из команды.