–Можешь вообще не заезжать, – отозвалась Эстер, поняв, что молчание затягивается, и Стефан тоже не реагирует на ее оскорбленное возвышенное молчание.
Эстер положила трубку. Вот так! вкладываешься, вкладываешься в детей, во всём себе отказываешь, а они оба эгоисты, только о себе и думают. А то, что матери плохо, что её затопило…
Впрочем, Эстер скептически оглядела стену с уродливо вздувшимся комком обоев и поняла, что разводов и подтеков нет. На затопление не очень и похоже, хотя обои вздулись так, словно изрядно промокли. Но, в конце концов, дело не в этом. Дело в том, что Эстер не на кого положиться в этом мире, ведь даже родные дети поступают с ней самым скотским образом. А если бы и впрямь была беда?
Эстер представилось с потрясающей живописностью как она лежит посреди собственной гостиной, безжизненно вывернутая, окоченевшая, с лицом полным муки, брошенная, забытая, ненужная…
Ей стало себя жаль. От жалости перешла к злости, даже стукнула ладонью по комку обоев – вот же погань! Ну сейчас она пойдёт, о да, она сейчас пойдет разбираться. Сама пойдёт, раз положиться ей не на кого.
***
Стефан задумчиво покрутил в руках телефон. Совесть ковырнула его душу, но он заставил совесть замолчать. Сколько раз он уже срывался к матери, попадался на её рассказ о том, что у неё пожар, наводнение, что у неё, в конце концов, давление…
И чем заканчивалось? Пожар оказался слегка подпалённым полотенцем, да и то – по неосторожности! наводнение – начавший капать кран. А давление у его матери было такое, что самому Стефану было впору завидовать. Так что он заставил совесть замолчать, вместо этого позвонил Кристине – надо её предупредить, да и поговорить – как она там?
–Да? – по голосу Стефан уже понял:
–Мама звонила?
–Только что, – Кристина закашлялась, Стефан дал ей время, и она продолжила, – звонила, сказала что её затопили.
–Как думаешь – серьёзно? – Стефан и сам понимал ответ, но он искал полного успокоения для своей совести.
–Ага, – согласилась Кристина, – так серьёзно, что она начала мне опять за всё выговаривать.
–Как ты? – Стефану стало полегче. В самом деле – если бы у мамы была проблема, она бы начала с неё и выражалась бы куда конкретнее.
–Да-а…– Кристина отозвалась так неопределённо, что у Стефана холодок пробежал по коже. Знал он сестру, ой-как знал.
–Говори, – попросил он.
Кристина поколебалась, затем вздохнула и всё-таки призналась:
–Плохо мне. Полночи тошнило.
Стефан выругался. По-хорошему, и ему, и Кристине надо было бы перед матерью покаяться. Ему – в том, что он переехал с улицы Прегера подальше, на другой конец города. Просто потому что так было проще дышать. А Кристине…
–Когда тебе поставят диагноз? – спросил Стефан. – Что вообще говорят?
–Ну где-то на следующей недели придут последние анализы, – ответила Кристина, – там и посмотрим. Пока выводы делать рано.
Она лгала. Анализы пришли ещё два дня назад. И два же дня назад доктор Станчич озвучил, качая головой, её диагноз. Она выдержала – ещё до результатов она всё поняла.
–Ну что же вы так? – возмущался с сочувствием доктор. – Ну вы же молодая ещё! Если почувствовали недомогание, раз-другой, так идите к врачу! Что же вы себя…
Он осёкся тогда. А толку ругаться, когда всё уже есть и легла простая людская судьба в белую медицинскую карточку. В пару слов буквально, в пару слов приговора.
Но признаться в этом Кристина не могла. Она и брату-то выдала своё недомогание только потому что ей стало плохо, пока она помогала ему с переездом. Стефан просил сохранить своё бегство с известной матери улицы под строгим секретом, Кристина в ответ потребовала того же для своего здоровья. Она знала – расплакаться на плече матери не получится, та станет обвинять её в том, что она такая эгоистка, раз допустила болезнь, станет причитать о том, что останется одна, без дочерней помощи…
Проходили! Каждую болезнь, даже самую пустяковую, было одно и то же. А сейчас? нет уж, лучше молчать. Плохо, что Стефан знает, но Кристина пообещала себе, что до конца ему правды не скажет. Ни к чему. Сама справится. Или не справится, но это будет её выбором. Без причитания и тревоги брата.