Выбрать главу

- А-а, и этого нельзя, - махнул рукой Балла. - Человек пытается восставать против биологических законов, но вынужден признать, что пытался свершить невозможное. Невозможное, сударь... Ну-с, выпьем за молодость!

Шомоди наполнил бокалы, и все чокнулись. Но после слов профессора настроение у гостей упало. Жофи с тревогой взглянула на отца, но опасаться ей не пришлось: он лишь пригубил вино. Жофи на правах хозяйки дома обнесла всех пирожными. Постепенно беседа завязалась вновь. Темой послужили разбросанные по столу деревянные фигурки. Сакач добился своего: Балла поднял вырезанную из явора фигурку и с интересом разглядывал ее.

- Любопытно, - сказал он, - крестьянская резьба.

- С вашего позволения, пастушья резьба, господин профессор, - поправил Шомоди.

- Не все ли равно?

- Для горожанина все равно, но не для того, кто вырос в деревне. Мой дед был пастух, а еще точнее - свинопас. И до самой смерти гордился, что в деревне, где жили католики, остался кальвинистом. А его жена, моя бабушка, была католичкой. Для нее-то он и вырезал это распятие.

Шомоди открыл шкаф и вынул маленькое очень красивое распятие: в свете заходящего солнца черешневое дерево заиграло естественным темно-красным цветом.

- Это его единственная работа на религиозную тему. Семейная реликвия.

Шомоди замолчал и бросил вопросительный взгляд на друга. Тот едва заметно кивнул и открыл было рот, но его опередил один из молодых ученых:

- Музейная вещь, - сказал он, поворачивая в руках распятие. - Если бы Габор не сказал, что это работа его деда, я бы подумал, что он позаимствовал распятие из какой-нибудь церкви в стиле барокко, когда был в Дрездене.

- Удивительно, как в нас живучи воспоминания детства, задумчиво сказал Сакач. - Я до сих пор ясно помню день, когда мать впервые привела меня в церковь. Мне тогда было лет пять. Она дала мне десять филлеров, чтобы я бросил их в церковную кружку. Я бросил монетку и очень огорчился, так как сбоку не нашел кнопки, которую можно было бы нажать.

- Вы приняли кружку за автомат, выдающий шоколадки? рассмеялась Жофи.

- Вот именно. Священник, помнится, читая "Отче наш" - была торжественная месса. И мне, пятилетнему мальчугану, запомнились слова молитвы. С тех пор, стоит мне услышать слова "церковная кружка", как сразу приходит на память: Sanctificetur потеп tuum, adveniat regnum tuum... Забавно, не правда ли?

Балла, который внимательно разглядывал распятие, поднял глаза на говорившего.

- Не следует обобщать. Эта способность присуща не всем. Конечно, ассоциативное мышление - характерная черта человека, но чтобы пятилетний ребенок запомнил совершенно непонятную ему фразу... Для этого нужно иметь вашу голову, милостивый государь, с логическим мышлением детектива.

- Не думаю, - начал Сакач, но его перебили:

- А Моцарт? Стоило ему только раз прослушать в Сан-Пьетро Allegri Miserere, и он дома безошибочно воспроизвел музыку на бумаге!

- То Моцарт, а я... - Сакач снова не окончил фразу. На сей раз его перебил Балла:

- Мы слишком мало знаем о работе нашего мозга. Несмотря на стремительное развитие медицины, обогащенной достижениями кибернетики, я сомневаюсь, чтобы в ближайшем будущем удалось достигнуть подлинного успеха. Не скажу, правда, что ignoramus et ignorabimus, но... - Профессор на мгновение умолк, махнул рукой и продолжал: - Впрочем, это не наша задача. Мы - физики, и у нас другие проблемы.

Он оглядел присутствующих, словно ожидая подтверждения с их стороны. Двое молодых ученых усердно закивали, Жофи не могла скрыть смущения, Габор пожал плечами. И тогда быстро заговорил Сакач:

- Право же, я вовсе не причисляю себя к гениям, отнюдь. Все дело в том, что восприимчивый мозг пятилетнего ребенка невольно запечатлел обрывки латинских фраз, и они врезались ему в память. А вот все то, что заставляли меня зубрить, я, кажется, благополучно забыл.

- Зубрежка редко остается в голове, - назидательно сказал Балла.- Что вы имеете в виду?

- "Отче наш" по-венгерски.

- А ведь я тоже в детстве часто слышала эту молитву, засмеялась Жофи. - Мама всегда говорила: это надо знать назубок, как "Отче наш".

- Вряд ли я смогу безошибочно повторить всю молитву, сказал Сакач и тут же зачастил: - Отче наш, иже еси нанебеси... прости нам долги наши, яко мы прощаем должникам нашим... должникам нашим... - повторил он и умолк, потом вопросительно взглянул на профессора. Тот рассмеялся и продолжал скороговоркой:

- И не вводи нас во искушение, но избави нас от лукавого, ибо твое есть и царствие, и сила, и слава во веки веков, аминь!

Молодые зааплодировали, Жофи и Шомоди сидели неподвижно. Сакач испытующе глядел на профессора. Балла дернул головой и, запинаясь, пробормотал:

- Я что-нибудь спутал?

- Нет, все правильно, господин профессор. Вы победили. Ваши воспоминания детства яснее и прочнее моих.

Наступила неловкая пауза. Балла казался сконфуженным. Жофи с обеспокоенным лицом подошла к отцу. Остальные гости встали.

- Папа, - спросила девушка, - тебе плохо?

- Пустяки, - пробормотал профессор, - пустяки... Я думал... Мне кажется, немного свежего воздуха...

Шомоди подошел к окну и настежь распахнул его. Но Жофи уже принесла пальто отца из передней, а Сакач с готовностью набирал номер телефона, вызывая такси. Наконец ему удалось соединиться с диспетчерской. Услышав, что инспектор заказывает машину, профессор закричал:

- Такси? Вы с ума сошли! Никакого такси! Мы пойдем пешком. Пошли, Жофи... Пешком... пешком... Даже на лестнице он продолжал твердить свое.

- Как неприятно все получилось, - произнес один из гостей, в то время как другой молча одевался.

Когда они остались одни, Шомоди обрушился на друга с упреками. Сакач терпеливо его выслушал и сказал:

- Я никого не хотел обижать или волновать - ни профессора, ни тем более Жофи. И тебя, разумеется. Но так нужно. Очень нужно. Теперь я знаю, как предотвратить опасность. Как и где... Не беда, что ты не понимаешь, пока тебе не нужно понимать. Обещаю, долго это не продлится... Налей-ка мне на прощанье.

На следующее утро он ворвался к Гэрэ без доклада. Кратко доложил, что нашел недостающее звено в интересующем его деле и что ему необходим двухдневный отпуск и шведская виза.

- За кого вы все меня принимаете? - зловещим тоном спросил капитан.

- Я тебя не понимаю.

- Вчера сын изводил меня дурацкими задачками. В бассейн через две трубы вода вливается, а через одну выливается. Если открыть одну трубу, бассейн наполнится за такое-то время, если другую - за такое-то. Если открыть все три трубы; то сколько лет капитану корабля? Тебе знакомы такие задачки? И так весь вечер! Потом явилась жена с ужином. То, что, по ее мнению, грибной перкельт надо есть с кашей, еще не самое ужасное. Я все равно ем его с хлебом. Но потом она до ночи убеждала меня, что нашу синюю "шкоду" надо продать и купить "вартбург" цвета топленого молока. Ладно, сказал я, хорошо, купим "вартбург", но на это уйдут деньги, отложенные на участок. Не беда, лишь бы появился "вартбург" цвета топленого молока! Ладно. Сегодня я проснулся в надежде, что хоть на работе у меня будет спокойно. И тут врываешься ты и требуешь, чтобы я достал тебе шведскую визу. - Он вскочил и заорал: - А шведское подданство тебе не требуется?

- Шведское подданство? - тихо переспросил Сакач. - Нет, не требуется. Я просил визу. И как можно скорее.

Гэрэ можно было охладить только нахальством. Удалось это и на сей раз. Он замолчал, сел и заговорил спокойнее.