В автобусе к ней приставали. Невысокая, хорошо сложенная Зойка держалась всегда независимо, что делало ее старше своих пятнадцати лет. Поэтому довольно часто приходилось отвечать на вопросы, куда она едет, как ее зовут и чем девушка занята сегодня вечером.
Отвечала она по-разному. Вообще-то ко всем этим приставаниям она относилась равнодушно. Чаще всего она обходилась одним словом. С мрачным видом, чуть повернув голову, она бросала сквозь зубы: «Отвали».
… Час пик еще не наступил, поэтому пришлось долго стоять у остановки. Зато людей в автобусе было мало, и она привычно устроилась на задней площадке, уткнувшись лбом в стекло. Там догоняли Зойку голубые «Жигули» с подмосковным номером, догоняли до самого поворота и наконец, достигнув, выскакивали из кадра куда-то вправо.
Там перебиралась через лужу высокая женщина в темном пальто и смешной шляпке, словно склеенной из черного серпантина. Она смешно старалась пройти по ниточке между краем тротуара и лужей и при этом, как флаг, поднимала одной рукой авоську с бутылками кефира и яблоками.
Зойке было забавно это всамделишное кино. Сеанс продолжался.
Дорога вдруг — каждый раз это вдруг! — взлетела в горку, и она увидела поле, уже перепаханное к зиме. Вдоль него, по самому краю, у леса вытянулась линия электропередачи, и поле забиралось все дальше и дальше, куда-то в синеву, которую не растворял пепельный свет пасмурного осеннего дня.
Зойка не знала, куда убегает поле. И ей хотелось вылезти из автобуса и пройти до конца вспаханной земли, по самому краю леса. Но она не делала этого: а вдруг и там ничего интересного?..
Ох уж этот автобус! Кто-то бросает туда людей, и происходят встречи… Зойка лежала в ванной и пыталась вспомнить, как все было.
Девушка вошла на следующей за метро остановке. И сразу Зойке не понравилась. Хотя, наверное, зря — обычная девушка. Даже красивая.
Только один человек поднялся со своего места, маленький и нелепый горбун. Вежливый и немного суетливый. Он предложил ей сесть. Робко и неумело. Девушка повела плечами, подумала и уселась.
Но такой простой и короткой сцена предстала для Зойки лишь тогда, в автобусе. Сейчас припомнилось и другое.
Девушка останавливается. Горбун смотрит на нее. Худое лицо. Печальное и чуть настороженное. Большие глаза. В них испуг, потом удивление. Радостное, почти восторженное. Он никто, маленький и жалкий, а рядом — чудо. Так, наверное, Леонардо смотрел на Мону Лизу.
И тогда человек встает. Уступает место. Отходит в сторону.
Да, конечно. В девушке было что-то особенное. Она не из этого мира, не из автобуса. Не из закрывшихся на ночь мокрых кафе-стекляшек, не из магазинных очередей, не из… Только она, скорее всего, этого не знает.
Горбун смотрел на свою Мону Лизу. Завороженно, боялся дышать, оторвать взгляд боялся… Вдруг исчезнет?..
А Зойка видела их обоих. Рядом. Они были похожи. Лишь на миг, но похожи. И мига хватило, чтобы запомнить.
Двери открылись, ввалились шумной оравой ребята, рабочие с вечерней смены. Горбуна оттеснили, закрыли от Зойки…
Вода в ванной делается горячее, Зойка вытягивается во весь рост, жмурится от удовольствия. Родители уже спят, дома темно и тихо. Она вылезет, завернется в мохнатую простыню, осторожно пройдет в свою комнату, бухнется в кровать и заснет, а завтра… И Зойке вдруг показалось, что завтра будет прекрасный день…
И верно. Утром она обезоружила маму.
— Зойка, ты вчера пришла опять поздно. Это безобразие.
— Ну что ты, мама, мамуля, я же тебя люблю, не ругай меня, я буду умницей.
Чмокнула ошарашенную мать и убежала в школу.
Потом умудрилась схватить пятерку по литературе, хотя не учила. На голом энтузиазме вышла и такое завернула! Литераторша растаяла.
Совсем обалдел Димка Синявин, которому она наконец вернула английский детектив. Детектив был выдан Зойке под самое честное слово на два дня пять месяцев назад.
Зойке все удавалось в этот радостный и счастливый день. Вчерашняя встреча наполнила ее какой-то легкой и доброй силой. Одно не получалось: никак не могла дозвониться до Таньки Малышевой, старой знакомой, которая училась в медицинском техникуме. Втемяшилось Зойке поговорить с Малышевой именно сегодня. А телефон не отвечал. Ни на переменах, ни после уроков. «Все равно достану тебя», — упрямо повторяла она и накручивала телефонный диск. Достала Таньку лишь в пятом часу.
— Слушай, такая штука. Не думай, я не рехнулась, но ты ж у нас медик. Скажи, вот если… Как бы это… Если у человека горб — вылечить можно? Да нет, что ерунду порешь, все у меня нормально. Просто интересно. Как? Какая болезнь? Сколиоз, говоришь? А это вылечить можно? Не знаешь? Ну, ты даешь, ну и бестолочь! Небось еле-еле на тройки там тянешь.