Спать они легли рано. Валерка пытался представить, что теперь творится у них дома, но его стало клонить в сон. В полудреме он слышал, как пришли дядя Леша с отцом, но о чем они говорили, уже не понимал. Снился ему какой-то лес и мотоцикл.
Утром они шли по улице вчетвером. Только что кончился дождь, грозился пролиться новый, и старшие мужчины хмурились.
— Суровый был Иван Михалыч, вот и погода хмурится, — сказал дядя Леша. — Хорошо, что могилу вчера кончили.
Валерка был удивлен, открыв, что даже в этом деле есть хорошие стороны.
— Как теперь Валька будет до перевоза добираться? — вздохнул дядя Леша. — Вы, ребята, караульте, ее переправить надо будет.
Валька была Валерке двоюродной сестрой.
— Встретим, — пообещали Валерка с Витькой и, не заходя в дом, отправились на перевоз.
К правому берегу уже причаливала лодка.
— Во! Встретили! — обрадовался Витька.
— Вон они!
По склизкому берегу Валька лезла первой, да еще подтягивала мужа Николая.
— Здорово, братовья, — приветствовала Валька, подавая сумку. — Дома еще дед?
— Дома, — ответил Витька.
У Барановых Валька притихла, пустила слезу и велела Николаю раздеться. Потом они прошли в горницу. Увидев их, тетя Надя осевшим голосом заголосила:
— Детыньки мои-и, где ж ваш и де-души-ка-а! О-ох!
Николай подошел ближе и придержал ее за плечо.
Валька заплакала, подошла к гробу и, низко наклонившись, поцеловала деда. Следом наклонился Николай. Через несколько минут он курил с мужчинами в сарае, а Валька, нацепив вынутый из сумки фартук, допрашивала тетю Лизу, кто что готовит на поминки.
Валерке захотелось пойти к мужикам, послушать их, но его приставили сторожем к керогазу, на котором варилась лапша.
Потом они стояли с Витькой, держа пирамидку с крестом из железных прутьев, и ждали выноса. Краска на кресте еще не успела просохнуть и пачкала руки. На железной табличке, не очень ровная, белела надпись: «Иван Михайлович Баранов». Из сеней послышался плач и какое-то комариное гудение. Валерка отвернулся и появления гроба не видел, он ждал команды «пошли», но ее не последовало.
Наконец тронулись. Голосила тетя Надя.
— Возле школы переменимся местами, — тихо сказал Витька.
Налетел ветер с дождем, но шага никто не убыстрил. От дворов к процессии присоединились еще люди, но сколько их там было, Валерка так и не увидел.
Возле школы их уже ожидала толпа. Гроб поставили на землю, и фотограф стал привычно расстанавливать родственников. Валерка вдруг оказался рядом с гробом. Но прежде он увидел родных и словно не узнал их. Искаженные от слез лица бабушки и тети Нади, красные, ввалившиеся глаза матери, серое лицо отца и какое-то глуповатое, обманутое выражение Валиного лица — все это отпечаталось вдруг, как на фотографии. Деда Валерка не узнал. Невозможно было представить его лицо живым. Подбородок и лоб опоясывали желтоватые бумажки с серыми церковными буквами, закрытые глаза провалились в черные лунки, в которые могла накапать вода…
Закончилась протяжная молчаливая минута, бабушка, упав поперек гроба, слабо, без голоса, зарыдала, и наступил какой-то всеобщий плач, от которого у Валерки что-то готово было лопнуть в груди, и ему захотелось бежать прочь… Бабушку с вытянутой рукой подвели к краю, и из ее кулачка просыпалась земля. Землю стали бросать все, и Валерка захватил горсть из-под ног…
Часа через полтора у Барановых сели поминать деда Ивана. Кухарки вернулись с могилки раньше других, быстро приготовили столы. От соседей принесли лавки и клеенки. Валерка снова был на подхвате и понемногу освобождался от оцепенения. Потом, когда всех усадили, им с Витькой тетя Лиза накрыла стол в теплушке. Дядя Леша поставил бутылку портвейна.
— Выпьешь? — спросил Витька. — За деда надо.
И они выпили. Но даже после этого говорить им было нечего. Хлебая лапшу, Валерка прислушивался к разговорам за столами и понимал, что вспоминают там сейчас деда. Он хотел бы что-нибудь вспомнить и рассказать, но ничего путного на ум не шло. Он понимал, что когда-нибудь придется вспомнить, какой хороший у него был дед, но что он расскажет тогда?
— Сынок, ты уж за скотиной присмотри, — напомнила, заглянув в теплушку, мать.
Валерка кивнул и поторопился встать из-за стола.
Он был, наверное, пьян, потому что все стал делать бегом. Бегом за водой, бегом за сеном, только старую ванну с навозом пришлось долго тащить по грязи. А погода к вечеру вдруг стала меняться. Тучи посветлели, и, хотя они все еще летели на северо-восток, у земли ветер притих, и на западе проглянуло солнце.