Да, вот так мы и сделали. Послушно выстроились в колонну под щитом «Берегите «зеленого друга», терпеливо потянулись за девчонками-черепахами, а на окраине березняка, где лыжня разбегалась, как веер, приотстали у деревянных скульптур. И го-го! Еще какое-то время мы бежали почти параллельно брошенной нами лыжне, а почувствовав, что уже удалились порядочно, начали повякивать жалобно:
— Где вы, где вы? Ау!
— Ау-у! — долетело издалека. — Стойте! Ищем!
— Стоим! — завопил пронзительно Гвоздиков, что есть силы работая палками. И добавил, видимо вспомнив букварь: — Наша Маша мала. Где ты, Маша? Ау!
— Ох, сейчас погарцуем, ребятушки, ох, сейчас развернемся! — ликовал запыхавшийся Женька. — Со мной вы с голоду не пропадете, я как заранее знал — четыре ватрушки припас. Можно гонку устроить на приз.
— Фантомас нам ватрушек припас!
— Кто такой Фантомас? — кричал малограмотный Гвоздиков.
— Ты, тетеря! Был такой в старом кино. Мне брат старший рассказывал, что он лица менял, как перчатки. Чуть за ним какая погоня — он натягивает новую кожу и становится другой человек.
— Ну-у! — ахал Сашка. — Пра? Дает! Нам бы так…
Перекрикиваясь, торопясь уйти за карьер, быстро мы уморились. И, уже почти выпустив пар, дотащились до озерца. Я стоял, воткнув палки в наст, отпыхивался, как другие ребята, и мне казалось, что это моя сегодняшняя обида клубится изо рта легким белым дымком. Застеленное крахмальной скатеркой, подоткнутой так аккуратно, что не видно даже крошечного слюдяного глазка, лежало перед нами безымянное озеро. По закраинкам толпятся треугольнички птичьих следков. Кое-где видны красно-бурые сроненные в пухлый снег шарики яблочек — свиристели клевали сибирку. Как охота мне вдруг остаться здесь совсем-совсем одному! Потеряться еще раз от горластых и неуклюжих друзей. Или даже отыскать практикантку, при условии, конечно, что она тоже заблудилась одна. Честно-то говоря, я первый из ребят перед ней виноват. Ну чем она мне досадила, эта пигалица, эта пичуга на цыпочках, так похожая на хохлатую свиристель? Серый свитер, ярко-красные варежки, подчерненный доверчивый глаз. Не она ли сейчас быстро глянула с ветки и вспорхнула, как морозный парок?
— Валька, эй! — ткнул меня в бок палкой Сашка. — Задремал или задумался о приматах? Не надсажай голову, на педсовете тебе все-все объяснят.
— А ты хоть знаешь, кто такие приматы? — огрызнулся я, рассерженный его хамским тычком.
— Интересно, а кому из нас за них вкатали двояшник?
— А все-таки кто?
— Ну, ящеры…
— Сам ты ящер. Это тот же отряд, что и люди, отряд высших млекопитающих и обезьян.
— Что же ты Драконихе этого не сказал?
— А вот так. Постеснялся. Зачем мне ее разочаровывать? Пусть лучше считает меня за такого же ящера, как ты.
— А за кого нас считают сейчас ребята в нашем классе? — спросил вдруг Ладушка как-то растерянно-удивленно. — Ведь они всерьез за нас испугались небось…
Все замолчали. На эту тему говорить никому не хотелось. Первым нарушил паузу Удалов.
— Эй, орлы! А ну-ка взвейтесь соколиками! — И, уже явно подражая нашему Соколику, крикнул: — Даешь мировую игру!
— О чем говорит нам эта иллюстрация? — продолжил он Эмминым голосом. — Она говорит нам о том, что на этом озере должна разыграться ледовая битва. Русские витязи дают бой крестоносцам у Вороньего камня. Победители получают ватрушки и колотушки. Грянем?
И мы грянули. Нам с Ладушкой по жребию выпало стать погаными немецкими псами-рыцарями. Теснимые Удаловым и Сашкой, сломав в битве копье, мы кое-как отступили за груду камней и оттуда отбивались снежками.
— Древнерусские врагу не сдаются! — верещал Ладушка заячьим голосом, позабыв свою роль крестоносца.
— Ах ты волчья сыть, травяной мешок! — по-старинному проклинал его Сашка.
Наконец Сашка примерился и точно угодил Ладушке копьем прямо в вязаное ухо его лыжной шапочки. Палка зацепилась за шерстяные нитки, Ладушка затряс головой, а, пока я его освобождал, нас самих взяли в плен.
Потом мы съели ватрушки, пожевали ледяных яблочек-кисличек, сделали еще несколько кругов возле озерка и засобирались домой. Настроение у нас как-то сразу стало похожим на мороженые кислые яблоки. Какая расправа поджидает нас в школе? Ходила ли практикантка жаловаться к директору? Ведь добро бы от нее целый класс убежал, а то нас всего четверо, с четырьмя человеками церемониться много не будут, запросто могут и совсем из школы погнать. А завтрашний педсовет? Ой-ой-ой… Быть беде, быть!