— Пришел! Вчера… Сижу… Звонок… Открываю… Он!
Глаза у Змейки были круглые.
— Совсем пришел?
— Да ну тебя! — рассердился Змейка. — Он мне говорит: «Нам не годится ссориться, давай поговорим по-мужски».
— Ну?
— «Ну, ну». Разнукался. Ну, поговорили… — Леша замолчал и стал смотреть в сторону. — Все нормально. Мы с ним в выходной в цирк пойдем…
Они не заметили, как сзади подкрался Шитиков. Он обнял Змейку за плечи и заворковал:
— Змеечка, я должен открыть тебе глаза.
— Не смей! — закричал Сережа и стал оттаскивать Шитикова от Змейки.
— Думаешь, они с тобой дружат, да? — кричал Шитиков, вырываясь. — Ты думаешь, они… А они…
— Замолчи! — сказал Змейка. — Иди отсюда, пока я тебе голову не открутил!
— Психи, — сказал Шитиков и пошел из класса.
Ленинград
Александр ТИТОВ
ДЕРЕВЕНСКИЙ АСФАЛЬТ
Последнее время льет и льет дождь. Хоть бы на минуту перестал. Так нет, колышется серой пеленой, оседает на лицо и одежду холодными каплями. Посмотришь — мутная голубоватая пыль окутала все вокруг. Серговеткина куртка из болоньи давно уже намокла и блестит, звонко отзывается на каждую дождинку.
От деревни Лысовки до села Крутова семь километров. И каждый день Серговетка ходит в Крутовскую школу, в шестой класс.
Одному идти скучно. «Эх, Юрка, не дождался, — шмыгает Серговетка покрасневшим носом, — вдвоем бы веселее».
Юрка — друг, сидит с ним за одной партой. Сегодня утром Серговетка, как обычно, зашел за приятелем. Юркина бабка, глухая как пень, долго не могла понять, чего Серговетке надо, потом замахала руками:
— Уехал! Уехал, бесенок, на тракторе. Симка Федякин его взял с собой.
И Серговетка пошел один.
Так редко бывает, чтоб поодиночке ходили в школу, — чаще вдвоем. В пути с Юркой можно говорить о чем угодно. Например, кем лучше быть: моряком или летчиком, как сделать самопал из медной трубки, почему внутри у трактора загорается солярка.
Вчера, по дороге в школу, Юрка рассуждал о том, где лучше курить — в школьном туалете или дома, в сарае.
В туалете курить, понятно, интереснее, потому что кругом ребята, некоторые даже просят дать затянуться. Но там может застукать учитель рисования Иван Михайлович и вместе с папиросами доставить в учительскую для объяснения. Юрку он уже раза три туда водил.
Юрка курит давно, с год, а может, и больше. Юркин отец, увидев однажды сына, курящего в сарае, как следует выдрал его ремнем. Но когда он и в следующий раз застал Юрку на куче соломы с самодельной цигаркой, то лишь задумчиво погладил пряжку ремня:
— Кури, дьявол с тобой, только не хоронись. А то спалишь все к чертям собачьим, пропадем с тобой…
И каждый раз по пути в школу Юрка дымит дешевыми отцовскими папиросами. Дает и Серговетке. Идут приятели, дымят, и время в пути проходит быстрее. Вот и сейчас Серговетке хочется закурить, сделать одну-две затяжки, а курить нечего. Плохо без друга.
Привыкать курить Серговетка не собирается. Он так, балуется. Серговеткин отец, например, не курит и не пьет, хотя и работает на мельнице.
Когда люди за глаза хвалят отца, то обычно добавляют:
— Вот молодец! Работает мельником, а в рот ни грамма не берет!
Только одного не может простить мальчик отцу — зачем тот прозвал его Серговеткой? Другое дело — Серега, Сергей или, по крайней мере, Сережа. У парня должно быть твердое имя, мужественное. Когда-то давно отец назвал его Серговеткой один раз, потом другой, на улице услышали, и теперь и ребята, и взрослые зовут его только так.
Мальчишки дразнят «Серговетка-танкетка», а девчонки — «Серговетка-конфетка».
Ничего, скоро он перейдет в седьмой класс, потом в восьмой, а там, глядишь, в колхозе разрешат летом на тракторе работать. Уж тогда-то его станут звать, как взрослого, Сергеем. Только будут ли? В деревне Лысовке если уж дадут прозвище или переиначат имя, то это на всю жизнь. Вот что наделал отец своим неосторожным словом.
Сапоги то скользят, то утопают в грязи чуть ли не по колено. Серговетка старается держаться подальше от колеи, доверху наполненной водой. Чуть зазеваешься, оскользнешься и грохнешься прямо в лужу. С Серговеткой такое бывало.
Как у большинства деревенских мальчишек, на боку у Серговетки висит сумарек — так называют в Крутовской школе полевые сумки, с какими обычно ходят бригадиры и учетчики. Сумарек удобен: не жмет плечи, как ранец, и не оттягивает руку, как портфель. Он набит учебниками, а в уголок мать затолкала два ломтя хлеба с ветчиной. Утром, спросонок, есть не хотелось, и Серговетка ворчал: зачем, мол, мать впихивает в сумку бутерброды?