Вероятно, Софи делала какую-то работу, потому что у нее был свой кабинет – маленькая комната рядом с их с Малкольмом спальней, без панелей на стенах, лишь с письменным столом и компьютером. На его белых стенах не было никаких украшений, если не считать картин с цветами. Когда Софи уходила туда, то оставляла дверь открытой, но сидела там часами, читала и писала, обычно с фоном из тихой классической музыки. Если ей приходили письма, на них значилось: «Профессору Софии Мюллер» или «Софии Мюллер, доктору философии».
Но Блейдс тоже читала и писала – неужели профессорская работа действительно такая легкая? Она приходила к выводу, что ей тоже следует выучиться на настоящего профессора.
Через три месяца после появления в доме Грейс Софи раскрыла ей свою тайну.
– Вероятно, ты удивляешься, почему я все время дома, – сказала она.
Девочка пожала плечами.
– В следующем году я вернусь в университет и буду, как Малкольм, преподавать, руководить аспирантами. А пока у меня творческий отпуск – такая особая привилегия для профессоров. Вместе с постоянной должностью – когда университет хочет нас удержать, – мы получаем право на годичный отпуск один раз в семь лет.
– Как суббота, – сказала Грейс.
– Что?
– Шесть дней работаешь, седьмой отдыхаешь[15].
– Совершенно верно, – улыбнулась Софи. – Идея та же. Конечно, предполагается, что я буду не бездельничать, а заниматься самостоятельными исследованиями. Это мой второй творческий отпуск. Во время первого мы с Малкольмом болтались по Европе, и я сочиняла статьи, которые никто не читал. Но теперь я стала старше и предпочитаю в основном сидеть дома и получать за это деньги. Ты меня не выдашь, правда? – Она засмеялась.
– Я сохраню тайну, – поклялась Грейс. – Но вы читаете и пишете.
– Я пишу книгу. Якобы.
– О чем?
– Вряд ли она войдет в список бестселлеров, дорогая. Как тебе такое запоминающееся название: «Закономерности группового взаимодействия и флуктуации занятости у молодых женщин, вступающих во взрослую жизнь»?
Как будто на иностранном языке, подумала девочка, – такую книгу она никогда не купила бы.
– Довольно длинное, – сказала она вслух.
– Слишком длинное. Может, нужно было назвать ее «Цыпочки и тусовки».
Теперь пришла очередь Грейс рассмеяться.
– Меньше всего меня беспокоит название, – сказала Софи. – Для меня это настоящая мука. Я не обладаю литературным талантом, как Малкольм… Что ты хочешь на ужин, дорогая?
* * *
Задания, которые приносил Блюстоун, все время усложнялись. С началами математического анализа Грейс понадобилась помощь, и он сумел все понятно объяснить. «Его студентам повезло», – подумала она.
Почти весь остальной материал был легким, и мозг притягивал его, как магнит – железо.
* * *
Жизнь в большом красивом доме была по большей части тихой и мирной: все читали, писали, ели и спали. К Малкольму и Софи никогда не приходили гости, и сами они тоже никуда не ходили и не оставляли Грейс одну. Время от времени приезжал худой седовласый мужчина в костюме, который садился на кухне вместе с хозяевами дома и изучал какие-то бумаги.
– Наш юрист, – объяснил Блюстоун. – Его зовут Рэнсом Гарденер. Вопреки своей фамилии – «садовник» – он выращивает только гонорары.
Время от времени Гарденер появлялся с молодым человеком, которого звали Майк Либер. В отличие от юриста, строгого на вид и в неизменном костюме, у Либера были длинные густые волосы и борода, одевался он в джинсы и рубашки с расстегнутыми верхними пуговицами, и почти всегда молчал. Но когда он говорил, все его внимательно слушали.
Малкольм и Софи так и не объяснили, кто он такой, но после его визитов они становились необычно серьезными и в то же время расслабленными. Как будто только что успешно сдали сложный экзамен.
* * *
Примерно два раза в месяц Блюстоун и его жена водили Грейс в шикарные рестораны, и девочка надевала одежду, которую покупала для нее Софи и которую она сама ни разу не выбирала.
Грейс соглашалась попробовать новую еду, которую предлагали ей приемные родители. Даже если что-то выглядело неаппетитно, она не возражала, а, наоборот, с улыбкой говорила: