Теперь Блейдс могла бы ответить на подобные вопросы даже во сне. И поэтому, дождавшись, когда Блюстоун перестанет жевать рогалик с маком, она сказала:
– Я знаю. Поговорим об этом в следующем году. Не волнуйтесь, я не боюсь перемен.
Челюсти Малкольма, перемалывавшие рогалик, задвигались быстрее.
Софи прижала ладонь к левой груди и улыбнулась.
– Неужели по нам все видно?
– Вы переживаете за меня. Я это ценю. Но я повзрослела, и перемены меня не пугают.
Софи заморгала.
– Да, хорошо… Мы рады. Но знаешь, кое-что может измениться… И это гораздо серьезнее, чем Мерганфилд.
– Я готова, – сказала Грейс. – Уже давно. Единственная проблема – деньги. Я больше не хочу быть нахлебником, и поэтому нужно подумать об оплате образования.
Малкольм сглотнул.
– Не говори глупостей, ты не нахлебник.
– Ни в коем случае, – добавила Софи.
Блейдс потрогала пальцем низ своего кашемирового свитера и улыбнулась.
– А как вы это назовете?
В тишине громко тикали часы. Обычно Софи первой нарушала долгое молчание. Но на сей раз это был ее муж.
– Я рассматриваю твое образование… мы рассматриваем… как инвестицию. Человек с твоими способностями может достичь очень многого.
– Кроме того, это инвестиция в наше благополучие. Мы переживаем за тебя, Грейс. Мы хотим быть уверены в твоей самореализации… Нет, не так… Мы очень рады, что ты растешь. – Софи неуверенно улыбнулась.
– Ладно, раз мы все в одной лодке, больше никаких разговоров о деньгах. Но остается главная проблема… – снова начал Малкольм.
– Пожалуйста, не пойми нас неправильно, дорогая, – перебила его Софи, – но наши взаимоотношения… не эмоциональная сторона, а юридическая… остаются неопределенными.
Грейс почувствовала, как желудок у нее сжался и словно наполнился кислотой. Она была почти уверена, к чему клонят ее опекуны. И надеялась на это. Но с людьми – даже с хорошими людьми – ни в чем нельзя быть уверенным. Плюс она читала «Мифологию Булфинча» и знала, что счастливый конец бывает только в детских сказках.
Поэтому, если она неправильно истолковала их намерения, нет смысла смущаться и ставить всех в неловкое положение. Блейдс заставила себя невозмутимо улыбнуться.
– Что ты скажешь по поводу формализации? – спросил Малкольм.
– Он имеет в виду удочерение, дорогая, – объяснила Софи. – Если ты согласна, мы хотим, чтобы ты стала законным членом нашей семьи, Грейс.
Спазмы прошли, и желудок теперь наполнился приятным теплом. Словно внутри зажегся ласковый свет – мягкий, желтоватый свет ночника.
Она была права! Именно об этом она мечтала, и внутри нее все кричало и пело от радости, но челюсти у нее словно свело судорогой.
– Если вы так хотите, – пробормотала девушка.
Как глупо!
– Да, – сказала Софи. – Но вопрос в том, чего хочешь ты.
– Да. Конечно. Я хочу. Да. Спасибо. Да, – с трудом выдавила из себя Блейдс.
– Это тебе спасибо, Грейс. Мы так рады, что ты у нас есть… – Софи встала, обняла ее и поцеловала в макушку. Малкольм тоже встал, и его огромная ладонь на мгновение легла на плечо приемной дочери.
Грейс чувствовала, как напряглось ее тело, и понимала, что должна реагировать иначе – соответственно моменту, – но что-то ее останавливало. Как будто между ее мозгом и ртом поставили барьер – septum, как называют его в учебниках по психологии.
– Я бы тоже этого хотела, – сказала девушка, а потом добавила: – Вы чудесные люди.
– Это здорово. – София снова поцеловала ее в макушку.
– Ну ладно, – сказал Блюстоун. – Я хочу пирог, который остался со вчерашнего вечера.
* * *
Несмотря на начало разговора в то утро, о колледже и оплате за него больше не упоминали, и Грейс подумала, что родители считают ее недостаточно взрослой.
Через несколько дней Софи объявила за ужином, что в девять придет юрист, Рэнсом Гардинер.
– А хиппи тоже? – спросила Блейдс.
Мюллер и ее муж рассмеялись.
– Старина Майк? Нет, не сегодня, – сказала Софи.
Хорошо. В любом случае Либер не обращал внимания на Грейс. В последний раз он пришел со смартфоном «Блэкберри» и почти не отрывал взгляда от его экрана.