Жизнь шла своим чередом, и психотерапевт думала, что так будет продолжаться какое-то время.
Как же она была глупа!
Однажды ночью, незадолго до ее двадцать девятого дня рождения, доктора разбудил громкий стук в дверь.
С трудом заставив себя проснуться, Блейдс натянула спортивный костюм, взяла на кухне разделочный нож и подкралась к входной двери.
– Грейс! – прошипел голос с той стороны. Кто-то говорил театральным шепотом. Пытается не разбудить соседей?
Кто-то, кому известно ее имя…
Держа нож наготове, женщина отперла и приоткрыла дверь, но цепочку не сняла.
В коридоре стоял Рэнсом Гарденер. Он выглядел старым и неряшливым – седые волосы растрепаны, глаза красные, губы дрожат.
Блейдс впустила его.
Он порывисто обнял ее и разрыдался.
– Кто из них? – спросила Грейс, когда он наконец отстранился.
– Господи… – всхлипнул Гарденер. – Оба, Грейс, оба! Машина Софи…
Ее лицо вытянулось. Она попятилась в гостиную, глядя на Рэнсома, тело которого сотрясали рыдания.
Ее словно заморозили. Поместили в твердую оболочку, похожую на хитон насекомого.
Грейс представила, как маленький черный кабриолет мчится по дороге.
И разваливается на части.
Она попыталась что-то сказать. Но ее тело словно лишилось гортани, языка и губ. Трахея тоже как будто отсутствовала – Блейдс не чувствовала, что дышит, но каким-то образом… существовала.
Может, воздух поступал через поры на коже?
Гарденер продолжал раскачиваться и всхлипывать. Голова у Грейс закружилась, и она ухватилась за стену, чтобы не упасть. Потом с трудом доплелась до кухни, нащупала стул. Села.
Адвокат последовал за ней. Зачем? Ей хотелось, чтобы он исчез.
– Пьяный водитель, черт бы его побрал… Он тоже погиб. Пусть горит в аду, – бормотал Рэнсом.
Грейс вдруг захотелось спросить, где это случилось, когда и как, но мозг отказывался повиноваться ей. Но даже этот… электрический хаос в ее голове… казался каким-то неправильным. Нечетким, вязким… неполноценным.
Теперь она стала одним из своих пациентов.
* * *
Казалось, это будет длиться вечно. Гарденер плакал, обхватив себя руками, а Блейдс сидела, словно оглушенная, и размышляла над поразившей ее мыслью.
Сочувствие – это самая большая ложь.
Глава 46
Грейс лежала на продавленной кровати в гостинице «Олдс», впуская в себя боль, ярость и печаль, чтобы сделать себя бесстрастной, жестокой и сосредоточенной.
Приведя себя в нужное состояние, она выехала из Беркли и направилась на юг, в Эмервилл. В маленьком магазинчике спортивных товаров расплатилась наличными за пляжные сандалии, репеллент от насекомых, черные кроссовки на резиновой подошве и черную лыжную маску с прорезями для глаз. Ей были нужны кроссовки и маска, а остальное являлось попыткой спрятать их среди других покупок.
Вернувшись в гостиницу, она пообедала мясной нарезкой и смесью сухофруктов с орехами, выпила воды, сходила в туалет, снова выпила воды и еще раз опорожнила мочевой пузырь, а потом сделала растяжку, отжимания и немного вздремнула.
В будильнике не было нужды. Она все равно не выйдет из номера до наступления темноты.
* * *
В семь вечера Грейс проснулась, отдохнувшая и бодрая. Через тридцать восемь минут она припарковала «Эскейп» в трех кварталах от дома на Эйвелина-стрит и зашагала дальше пешком. Новые кроссовки поскрипывали, так что Блейдс развернулась и шла в противоположном направлении, пока скрип не прекратился.
Ночь выдалась прохладной, и куртка с четырьмя карманами была вполне уместной – и полезной. Парики остались в гостинице. Коротко постриженные волосы прятались под вязаной шапочкой, которую Грейс купила в магазине подержанных вещей.
Зеленые контактные линзы. Как у кошки.
Женщина приступила к изучению района.
* * *
Из больших домов на склонах холма не доносилось ни звука. В большинстве свет не горел, и это было нормально, если на Беркли распространяется закономерность, которую Грейс наблюдала в Лос-Анджелесе: чем больше особняк, тем меньше вероятность, что в нем живут постоянно. Богатые много путешествуют или пользуются несколькими домами.
Малкольм и Софи тоже жили в большом доме, но уезжали редко. Они вспоминали о заграничных поездках, но не пользовались своими паспортами с тех пор, как взяли к себе Блейдс.
Из серии «мы уже все видели»? Или они хотели быть рядом с ней?