– Л-ладно. Если позволите, я умоюсь, и мы можем отправляться.
– Я так понимаю, к вам домой за бумагами? – уточнил Ляпов.
– Вот еще. Идти домой в сопровождении полицейских чинов.
– Но я получил приказ.
– Все чертежи, расчеты и выкладки здесь. Я как раз работал с ними.
– Ясно. Благодарю вас.
Это было последнее, что слышал Верховцев в своей жизни. Потому что в этот момент отточенный клинок вошел ему в почку, оборвав так и не родившийся вскрик.
– Это… зачем это? – испуганно выдавил из себя околоточный.
– Не журись, Игнатий Семеныч, накину тебе еще пару сотен для успокоения совести.
– Н-но-о…
– Никаких «но». Ты совершал обычный обход, а что там случилось после того, как ушел, и знать не знаешь. Все, постой в сторонке. Иван!
– Я, Петр Анисимович! – отозвался второй городовой.
– Неси из пролетки адскую машинку. Детище убило своего создателя, это происходит повсеместно.
– А мальчонку искать не будем?
– Чего его искать. Мальчишка как мальчишка. Ну знает, с какой стороны за напильник держаться, так и что с того.
– Ясно.
Отправив помощника на улицу, старший подошел к рабочему столу и, не вдаваясь особо в детали, стал жечь бумаги в большом железном ведре. Он хотел быть уверенным в том, что ни одна бумажка не уцелеет, выметенная взрывом за пределы пакгауза.
Покончив с документами, напарники опрокинули две бочки с бензином, стоявшие в углу. После чего старший положил на двигатель адскую машинку, и мужчины вышли из пакгауза, заперев за собой дверь.
Взрыв и пожар случились через час. Причем полыхало так, что пламя перебросилось на соседние строения. Учитывая же то, что в этих пакгаузах размещались угольные склады, хотя и практически пустые в настоящее время, на долю пожарных выпала тяжкая работа. Согласно полицейскому заключению возгорание произошло в результате взрыва изобретения одного из арендаторов. Его останки были обнаружены в снимаемом им помещении, выгоревшем дотла.
Глава 1
Парень с непростым характером
– Здравствуй, Вадик.
– Ты-ы…
– Я, конечно. А ты думал, заяву на меня оформили, так я по углам стану прятаться?
– Лучше иди своей дорогой и не усугубляй ситуацию.
– А то что? Хуже будет?
– Будет.
– Это как? Ты и твой папаша-судья еще пару лет накинете?
– Сомневаешься? – даже слегка вскинув подбородок, нагло произнес молодой человек лет двадцати пяти.
– Ничуть, – мило улыбнувшись, ответил его сверстник, высокий и крепко сбитый парень, девяносто кило живого веса без капли жира.
А потом без предисловий нанес удар ногой в голень стоявшего перед ним представителя «золотой» молодежи. Удар вышел настолько сильным, что послышался явственный треск. Вадик упал на асфальт подъездной дорожки как подкошенный и тут же огласил двор многоэтажек криком, полным боли. Хм. Похоже, нога сломана. Впрочем, плевать. Хуже уже не будет.
Парень, нанесший удар, словно не замечая людей, находящихся во дворе, присел рядом с упавшим и закрыл его рот своей ладонью. При этом он держался абсолютно спокойно, словно ничего особенного и не происходит. Хотя он отчетливо видел, как две женщины сразу вскинули к уху сотовые телефоны, наверняка вызывая полицию.
Молодой паренек лет шестнадцати все снимал на видео. И помешать ему не было никакой возможности. Только если догонишь. Но это вряд ли. Очень может быть, что скоро этот ролик будет выложен в соцсетях. Плевать. Запись с мобильника, да еще и с такого расстояния. Это не доказательство, а так, недоразумение. Хотя папаша Вадика очень даже может посчитать это доказательством, да скорее всего так и сделает. Но… Петру и впрямь было плевать, плюс-минус пара лет ничего не решали.
– Прикинь, Вадик, как мне все поровну. А теперь слушай. Ты знаешь, что был не прав. Я это знаю. И все, кто там был, это знают. Хотя сейчас и дают показания против меня. Но посадить твой папаша решил меня. К сожалению, помешать по закону я ему не смогу. Завтра заседание, где будет решаться вопрос о моем аресте на время следствия. Адвокат говорит, что дело не стоит выеденного яйца, а я знаю, что завтра начнется моя долгая отсидка. Но я завтра не пойду на заседание суда. Не хочу. Конечно, меня могут поймать и накинуть срок. Но видишь ли, Вадик, тюрьма – это такое дерьмо, откуда рано или поздно выходят. А вот из могилы не встают. Понимаешь? Мне плевать, как ты будешь решать со своим папашей, но заяву ты заберешь и забудешь о моем существовании. Хотя можешь этого и не делать. Сам решай.
Петр поднялся на ноги и, отряхнув колени, посмотрел на юного папарацци. Задорно ему подмигнул и окликнул:
– Ну как картинка?
– Класс, – с наглостью человека, уверенного в своей безнаказанности, ответил паренек.
– Наверняка хорошо бегаешь?
– Да уж неплохо.
– И Саню Кривого, наверное, знаешь? Чего молчишь? Его тут все знают.
Саня Кривой был воспитанником детского дома в Ессентуках, откуда, собственно, вышел и сам Петр. Причем воспитанником он был непоседливым: ходил по грани, останавливаясь только в шаге от колонии. Хм. Не всегда, в общем-то, останавливаясь. И сколько Петр с ним ни разговаривал по этому поводу, все без толку. К тому же пока Кривому везло. Так вот, этого оторву могли не знать лично, но слышали о нем все подростки трех микрорайонов, граничащих друг с другом.
– Ну знаю, – ответил паренек.
– Тогда сотри запись и иди своей дорогой. Я бегать за тобой не буду. Выздоравливай, Вадик, – посмотрев на лежащего на асфальте страдальца, обратился к нему Петр. А потом, подмигнув, закончил: – Надеюсь, здоровье тебе все же понадобится.
Картинно помахав ему ручкой, Петр развернулся и зашагал в сторону проезжей части улицы Октябрьской. Там на обочине была припаркована его «четырнадцатая». Не новая, при покупке даже изрядно убитая. А на другую ему и не наскрести было. Но за пару месяцев он буквально преобразил ее, превратив во вполне приличный автомобиль. Удобно все же быть хорошим автослесарем.
Пусть Петр специализировался только на российских марках, это ничего не меняло. Конечно, люди весомые и со связями у него не чинили и не обслуживали свои авто. Они все больше предпочитают иномарки, да и то стараются избавиться от них до того, как те начинают доставлять проблемы. Но заработок и российский автопром вполне обеспечивает, а еще позволяет обрасти нужными связями. Нашлись знакомые и для того, чтобы покрасить кузов, и для того, чтобы привести в порядок салон. Петру оставалось только приобрести необходимые материалы. С кем-то рассчитался, кому-то остался должен. Не беда. Случись, и он поможет. Земля – она ведь круглая.
– Иван, я требую, слышишь, требую, чтобы ты немедленно надавил на полицию! Пусть закрывают этого недоумка.
– Как Вадик? – потерев руками лицо и взбадриваясь таким нехитрым способом, встретил жену председатель ессентукского городского суда Пяльцын Иван Родионович.
– Плохо. Очень плохо. Этот ублюдок сломал нашему мальчику большую берцовую кость, – едва не с отчаянием произнесла моложавая женщина.
– Инна, я тут вызвал к себе участкового, – наводя порядок на рабочем столе, где все и так было в порядке, заговорил Пяльцын. – Он уже лет пятнадцать обслуживает участок, где расположен детский дом, и этого Пастухова знает как облупленного.
– И что нового он тебе поведал об этом детдомовском быдле?
– Да так. Дополнил пару-тройку штрихов, которые никак не укладываются в характеристику и сухие рапорты. Понимаешь, до четырнадцати лет он был тем еще оторвой. Лез везде, где надо и не надо. Даже в разбоях участвовал. А потом как отрезало.
– Ну правильно. Пока был не субъект, куражился, а потом хвост поприжал, – как о само собой разумеющемся высказалась Инна Петровна.