Женщина с полиэтиленовым мешком на голове торчала в форточке на втором этаже, видимо, не зная, что смотреть в окно на покойника — плохая примета. Мы с Элей стояли в стороне, возле ее катафалка, и смотрели, как две женщины в черных платках тихо плачут из приличия.
Потом к гробу пробралась какая-то шебутная старуха в резиновых сапогах и стала громко кричать:
— Все мясо с мертвеца съели, один скелет остался! Одни кости остались! Сожрали, как звери. Не стыдно хоронить его так-то? Вас бы на его место!
— Эта старуха сумасшедшая, — сказала мне Эля. — И сын у нее сумасшедший, и муж сумасшедший. Вся семейка сумасшедшая. Все они по очереди в психушке лежат. Сейчас она дома, а сын и муж — на лечении.
Старуху почему-то никто не догадался прогнать. Похоронной музыки не было, прощальных речей — тоже. Все это заменяли громкие выкрикивания сумасшедшей старухи.
— Нажрались, да? Сытые морды! Полезайте в гроб, говорю вам! Нет у вас стыда, нет! Деньги у вас есть и больше вам ничего не надо! А ему? Что ему теперь надо? Все мясо сожрали!
Старуха, распаленная собственными выкриками, принялась тыкать пальцем в желтое лицо мертвеца, и лишь после этого какие-то мужчины увели ее. Уходить она не хотела и крепко ухватилась двумя руками за гроб, который пошатнулся и чуть было не свалился с табуреток. Старуху оторвали от гроба, и когда потащили прочь, она лягала мужчин, осыпая проклятьями, и один резиновый сапог слетел у нее с ноги и угодил прямо в облезлую кошку, которая умывалась под гробом. Кошка распушила хвост и бросилась в кусты перед домом, а сапог подняли и унесли за старухой.
Потом гроб запихали в один из автобусов и процессия отправилась на кладбище. Мы сели в свой катафалк и отправились к следующей претендентке.
Претендентке номер пять я не понравился, потому что она тут же принялась презрительно фыркать и в мою сторону даже смотреть не желала. Мне она тоже не понравилась. Возле носа у нее росла огромная бородавка, а большие, выпученные глаза делали ее похожей на полудохлую рыбу.
Претендентка номер шесть была беременной, с огромным животом, и выяснилось, что Эля не видела ее около года и она успела за это время выйти замуж, развестись, как Ирина, и теперь собиралась стать матерью-одиночкой.
— У меня будет девочка, — радостно сообщила она нам. — Ультразвуковое обследование это показало. Я назову ее Ниной. Скоро у меня будет Ниночка, моя дочурка, — саму беременную претендентку звали Олей.
Да, забыл сказать, претендентка номер четыре лежала в больнице с сифилисом, и об этом нам по секрету сообщила ее подружка, которая встретилась нам возле подъезда претендентки.
Претендентка номер семь отказалась знакомиться самым категорическим образом, заявив, что у нее начались месячные и мать к тому же не отпустит ее сегодня с ночевой. Мы ретировались, хотя у меня и в мыслях не было приглашать ее куда-то с ночевкой, а ее месячные мне вообще были до лампочки.
Претендентки номер восемь и номер девять уехали отдыхать в какой-то подмосковный санаторий и должны были вернуться приблизительно через недельку. Претендентка номер десять, бывшая Элина одноклассница, прихорашивалась перед зеркалом, давила прыщи, дожидаясь своего нового парня, с которым познакомилась несколько дней назад, и тогда Эля попросила ее показать школьные фотографии, чтобы я мог кого-нибудь выбрать. И на одной фотографии мне очень понравилась одна девочка, на левой щеке у нее была родинка, а сама она мило улыбалась застенчивой улыбкой, но когда я сказал подружкам, чтобы они познакомили меня с ней, они переглянулись, а Эля сказала:
— Она умерла, еще в девятом классе. У нее было белокровие, и незадолго до ее смерти мы всем классом навещали ее в онкологическом диспансере, и она лежача в палате очень грустная, а потом спустилась с нами на улицу, чтобы проводить. Мы принесли ей целый пакет фруктов, а через несколько дней она умерла. Очень симпатичная девочка была, все парни в нашем классе по ней сохли. Парень, который с ней дружил, был старше ее на четыре года, наглотался таблеток, жить не хотел, когда она умерла, но его откачали. Потом он уехал с родителями в другой город…
— Противно и глупо умереть от таблеток, — почему-то сказал я.
— А как не глупо и приятно? — спросила претендентка номер десять.
— Выстрелить себе в рот из револьвера. Чтобы мозги повисли на кафеле…
Когда Эля собралась отвезти меня к претендентке номер одиннадцать, я сказал ей:
— Слушай, может, хватит? Уже вечер.