Потом я вернулся в комнату и остолбенел, увидев, что Эля сидит на тахте в чем мать родила, а ее кожаный комбинезон валяется на полу. Из-под маленькой подушечки на тахте выглядывал кусочек белой ткани, я догадался, что это трусики Эли, и, скорее всего, там же, под крохотной клетчатой подушечкой, спрятан ее бюстгальтер.
— Ты чего? — сказал я.
— Ничего, — ответила Эля и повернулась ко мне лицом — до этого она смотрела телевизор. Ее грудь взволнованно колыхнулась. Соски у нее были большие, коричневого цвета, а вокруг них — родинки.
— Тебе жарко?
— Иди сюда, — приказала она.
Я подошел. Она сидела на тахте совершенно голая, и между плотно сжатых ног мне был виден треугольник черных волос. По телевизору показывали выступление Найка Борзова, он пел свою «Последнюю песню», в которой какой-то там мальчик рисует что-то там собственной кровью. Я снова подумал о Михаиле, который тоже разрисовывал вчера асфальт под фонарем собственной кровью.
Эля взяла меня за руку. Я смотрел на нее с любопытством, она на меня — с какой-то решимостью.
— Садись.
Я сел рядом с ней, чувствуя запах ее тела и аромат ее духов. Если бы она широко раздвинула нога, а я наклонился, я почувствовал бы запах выделений из ее влагалища.
— Тебе нужен секс, Роберт, — сказала Эля. — Хороший секс, такой, чтобы ты больше ни о чем не думал. Сейчас ты его получишь, мой сладкий.
Сперва Элина решительность испугала меня, а потом я подумал, почему бы нет, черт побери! Может, это действительно поможет мне забыть ее. Навсегда.
Мы долго сидели рядом, не прикасаясь друг к другу, застенчивые, молчаливые, Эля — голая, я — в одежде. Оробев, я подумал, что в своем воображении, когда я занимаюсь этим с Хизер Козар, я намного смелее.
— Знаешь, на кого ты похож? — спросила вдруг Эля.
— Знаю, — ответил я. — На графа Дракулу.
— Нет, — засмеялась Эля. — На Андрея Губина.
— Никогда не видел его лысым.
— Ну, если тебе отрастить волосы, сделать прическу, как у него, получится — копия.
— И уши у него, по-моему, не такие оттопыренные.
— Ну и что? Уши ушами, а лицо — копия. Тебе об этом никогда не говорили?
— О чем?
— О том, что ты похож на Андрея Губина.
— Нет, никогда.
— Правда, ты похож на него.
— Из меня певец тоже — хоть куда, — дурачась, сказал я.
— Может, споешь?
— Запросто. Что тебе исполнить?
— Что угодно, на твой вкус.
— Из репертуара Б. Моисеева пойдет?
— Валяй, — разрешила Эля.
Я наклонился и пропел Эле на ухо:
— «Глухонемая любовь стучалась в окна, глухонемая любовь стучалась в двери… Где в этом мире немом душе согреться? Глухонемая любовь стучалась в сердце!»
Ее волосы касались моих губ, а сама она ежилась, слегка приподнимая одно плечо и закрыв грудь ладошками. Она сидела на тахте совсем голая, а ваш покорный слуга, напевая эти слова, был все еще одет.
— Нравится? — спросил я потом.
— Нравится! — ответила она.
— Это ничего, что Б. Моисеев — педик?
— Мне на это наплевать. Главное, он — классно поет.
— Как я?
— Нет, ты — лучше.
Мы засмеялись, а потом она, тоже дурачась, обняла меня и повалила на тахту. Я обнял ее. Тело у нее было горячее и упругое. Я прижался лицом к родинкам на ее груди, вокруг сосков были еще светлые волоски, и я лизнул их.
Эля раздела меня, немного смущенная собственной смелостью, а потом сказала:
— Подожди, Роберт, я анекдот расскажу. Рассказать?
— Расскажи.
— Только он пошлый.
— Ну и что ж?
— Он очень пошлый. Рассказывать?
— Рассказывай.
Я лег на живот, вдавив в тахту свое жалкое жало. Эля провела пальцем мне по спине.
— Худущий какой, все позвонки видны, — и она принялась считать их: — Один, два, три, четыре…
— Ты хотела рассказать анекдот, — напомнил я.
— Пять, шесть… восемь… десять… — пересчитав мне позвонки, она сказала: — Ну, слушай. Короче, муравей трахает слониху, мимо пролетает комар и думает: «Дайка пакость какую-нибудь сделаю». Ну и укусил слониху. Она говорит: «Ой!» Муравей ей: «Что, вынуть немного?»
Я засмеялся, а Эля, уткнувшись лицом мне в спину, спросила:
— Правда, пошлый?
— Не очень, — сказал я. — Бывают и пошлее.
— А я — пошлая? Скажи, Роберт, я пошлая? Или бывают хуже?
— Бывают, — сказал я.
— Я — глупая. Ты, наверное, думаешь, вот дурища, сама парня в постель затащила. Ты ведь так думаешь?
— Ничего я не думаю.
— Ты мне сразу понравился.