— Нужно уходить отсюда. Эта кладбищенская атмосфера действует так угнетающе. Кресты и все эти могилы на меня тоже нагоняют смертную тоску… Да еще похоронная музыка, слышишь?
Я кивнул. Бб-ум! Бб-ах? — раздавалось вдалеке громыхание тарелок, свидетельствующее, что похороны проходят с шиком и вместе с траурной процессией к вырытой могиле бредут унылые музыканты. И от этого громыхания мне сделалось еще тоскливее.
Так и не найдя могилу Маши, умершей от белокровия, мы собрались уходить, и вдруг, недалеко от могилы Никула Эркая, наткнулись на могилу Андрея Баулина, моего старинного приятеля, такого редкостного подонка, что о нем стоит рассказать подробно.
Мы дружили лет шесть назад, он был моим ровесником, но выглядел старше — здоровенный бугай с черными пронзительными глазами и неизменной ехидной улыбочкой на лице. И сейчас, с фотографии на дешевом памятнике, он смотрел, ехидно улыбаясь, как и прежде.
Познакомились мы в техникуме на первом курсе, куда я пришел после восьмого класса, и лично я никогда не считал его товарищем и уж тем более другом, но одно время он зачастил ко мне — приходил каждый вечер, вытаскивал меня из дому, и мы шлялись по улицам.
Иногда мы заходили в гости к его подружке, девятнадцатилетней девчушке, хрупкой, маленькой, настоящая Дюймовочка рядом с ним, и она, хотя и была старше своего кавалера почти на четыре года, была с ним очень робка, преданно смотрела большими наивными глазами, а он всегда издевался над ней, обзывал ее при мне и других самыми грязными словами, говорил, когда мы собирались уходить, что сейчас спешит на свидание к другой, и мне всегда было ее очень жаль. Наверное, она любила его, а вот ему было на нее наплевать, и он говорил мне про нее всякие гадости. Правда, ее он неизменно называл малышкой. Представляете? Обнимет ее, скажет ласковым голосом «моя малышка» и тут же, ехидно улыбаясь, добавит: «Да ты — тварь!»
Однажды он притащился ко мне, как обычно, вечером, пьяный, в руках у него была спортивная сумка. Мы вышли в подъезд, и он, раскрыв сумку, вытащил из нее огромный охотничий нож в чехле. Еще в сумке лежала одежда.
«Видишь? — спросил Андрей, вытягивая нож из чехла и показывая мне огромное лезвие. — Завалю эту сучку и уеду из этого проклятого города. Айда со мной…»
Мы пошли к ней, но дома ее не было, и он всю дорогу молчал и не переставал пьяно ухмыляться. Я всегда чувствовал себя рядом с ним неполноценным созданием, а в тот момент и вовсе — так оробел, что слова сказать не мог. В технаре Андрей имел репутацию крутого, в дни стипендии избивал за мастерскими робких деревенских парней и отбирал у них деньги. Его многие побаивались и знали, что в драке он становится настоящим зверем. Поэтому, шагая с ним по вечерним саранским улицам, я неодобрительно посматривал на сумку с ножом и не сомневался, что он сможет ее убить. От таких придурков, как он, всего можно ожидать.
Потом мы отправились к ее бабушке, дверь нам открыла глухая старуха, у которой вместо звонка загоралась в комнате лампочка. Старуха сказала, что ее нет, но Андрей не поверил; отпихнув бабушку в сторону, прошел прямо в ботинках в квартиру и убедился, что глухая старуха не врет.
Тогда Андрей вдруг обрадовался и сказал, что знает, где ее искать. И мы поехали на железнодорожный вокзал, где проверили все окрестные кафешки, а потом нашли ее в сквере напротив вокзала. Она, вся какая-то несчастная, в одиночестве сидела на скамейке, в руках бутылка пива, возле ног — огромная сумка.
«И куда это собралась, моя малышка?»
Она отвернулась и даже не ответила на приветствие. Лицо у нее было в синяках, словно у какой-нибудь алкашки.
«Куда собралась, я спрашиваю?» — повторил Андрей, опускаясь на скамейку рядом с ней, и его тон не предвещал ничего хорошего.
«В Сызрань, к родственникам», — ответила она, непривычно шепелявя, и я увидел, что впереди у нее почти все зубы выбиты. Рот она прикрывала ладошкой, так же, как и я раньше, улыбаясь, прикрывал свои клыки. Мне стало ясно, чьих рук это дело.
«Почему, тварь, мне ничего не сказала? Я же здорово переживаю за свою малышку. Или я должен бегать везде и искать тебя? Ну, скажи мне, тварь!»
Андрей положил свою сумку на колени и открыл ее.
Все, подумал я, сейчас он выхватит свой тесак и перережет ей горло. Как уже говорил, от него этого можно было ожидать. Псих редкостный. Но я не пытался остановить его. Стоял рядом с ним, как истукан, и ждал, когда он перережет ей горло.
Почему-то он не стал этого делать и даже не продемонстрировал ей свой нож. Просто обнял ее и спросил вкрадчивым голосом:
«От меня хотела уехать? Навсегда?»