Я схватил кирпич, что лежал неподалеку и метнул его в сторону стрелявшего, с удовольствием наблюдая, как он приземлился ему точно в голову. Мне хотелось оказаться там и убить каждого, кто смеет хоть дотронуться до моих друзей, но для того, чтобы прыгнуть отсюда, было слишком высоко. Я метнулся к выходу, быстро спускаясь по лестнице, а затем побежал по коридору, ощущая нарастающее волнение. Я должен быть рядом со своими друзьями, которые пришли освободить меня.
Перед мной оказалась развилка, и я остановился, смотря на четыре разных коридора, которые вели в неизвестном мне направлении. Я совершенно не помнил это место, и потому вернулся к той исходной точке, а затем снова, и снова, каждый раз возвращаясь именно к этой развилке. Я подошел к тому проходу, который был первым слева, но вдруг почему-то обернулся и посмотрел на второй справа. Чутье подсказывало мне, что я должен двигаться в этом направлении. Держа наготове трубу, я прошел по коридору, прислушиваясь к каждому шороху, скрипу и отмечая, что совершенно не помню этот путь, словно он стерся из моей памяти, словно я не был знаком с этим местом. Пройдя чуть дальше, я увидел черную винтовую лестницу, которая спускалась четко вниз, не выходя ни к одному этажу. Голова закружилась от количества ступенек и высоты, но я быстро спускался, буквально пролетая по ней, так как перед глазами стояли мои друзья. Джейми и Эйден тоже были здесь? Если да, то где они и как они? А Билл? При одном только упоминании ее имени у меня кровь застыла в жилах, и я мысленно приказал себе успокоиться, надеясь, что сейчас она находится в безопасности. Но сердце болело. Болело, потому что я понимал, какую боль ей причинили, и эти картины, которые мой мозг уже представлял себе сейчас, довели меня до иступления. Смесь тревоги и страха поднялись по горлу, и меня чуть не затошнило. Билл. Моя Арвен. Как она сейчас? Какие мысли крутятся в ее голове? Что она сейчас испытывает?
Когда я достиг последней ступени, поток моих мыслей прервал чей-то уже знакомый истошный вопль, затем ругательства, глухие удары, лязг металла, разбитое стекло. Я побежал что есть мочи в сторону, откуда доносились звуки, но они прекратились и я оказался один в коридоре со множеством дверей, за которыми было спрятано то, что никто из нас, видимо, никогда не видел. Чем дальше я шел, тем темнее становился проход, а затем я и вовсе оказался во мраке, ориентируясь только по своему чутью. Все внутри меня напряглось, насторожилось, я прислушивался к тишине, всматривался в абсолютную темноту, и мне вдруг померещились красные глаза. Неожиданно небольшой глухой звук разрушил эту иллюзию, и я несколько раз моргнул прежде, чем приблизиться к той двери, из-за которой доносились голоса. Кто-то жалостливо умолял пощадить его, визжал, словно свинья, плакал, и я понял, что это Бальво; жесткий низкий голос осадил его, и кто-то свалил на пол что-то металлическое, отчего множество предметов посыпалось на пол.
Я открыл дверь, пропуская в темный коридор потоки света, и оказался на долю минуты ослеплен, но потом увидел их – Джейми, Эйдена и Бальво. Последний лежал на полу, прикрывая разбитое лицо и ушибленную в некоторых местах голову руками, Джейми стоял над ним, держа в руках нож, а Эйден смотрел на это все стеклянными глазами и приставленным к голове Бальво пистолетом, целясь точно в лоб. Они оба дрожали всем телом, и я, зная их не один год, понял, что они испытывают ровно то же самое, что чувствовал я, когда впервые увидел этого ублюдка – ярость, ненависть, боль и отчаяние.
- Джейми, - позвал я, - Эйден.
Их головы резко повернулись в мою сторону, и я встретился с голубо-серыми глазами Джейми, в которых было столько ненависти и отчаянием, затем с глазами Эйдена, наполненными яростью и невыносимой болью. Мой взгляд сместился на Бальво, что сжался как последний червь в земле, и мной вновь овладел гнев – за меня, за братьев, за сестре, за Билл, за все то хорошее, что было убито его руками и теми, кто ничем от этого монстра не отличался. Никто из нас не заслужил эту боль, никто из нас не заслужил провести прекрасную юношескую пору, утопая в собственных страхах и пережитых минутах. Никто. Почему кто-то один решает, что он может это сделать с тобой? Почему он считает, что ему это разрешается, что именно он должен испытать удовольствие, принося при этом невыносимые страдания другим? Кто дал ему право решать за нас? Кто дал ему право управлять нашими жизнями? Кто дал ему право разрушать мой мир? Наши миры! Кто?
Я смотрел на него, чувствуя, как пылают мои щеки, как сжимается в кулак рука, что держала трубу, как во мне все желает немедленно убить это чудовище, оставить на съедение крысам, а затем забрать Джейми, Эйдена, Харви, Зейна и Рафаэля отсюда, чтобы больше никогда не возвращаться, уйти с ними, с Билл, Айрис и Валери в новую жизнь, где не будет места для страха, боли и печали. Я повернулся к Джейми, которого трясло так сильно, что Эйдену пришлось подхватить его на руки.