- Ты хотел сделать мне больно, - прошептала я, - как и он. Ему нравилось причинять боль, и тебе это нравится. Вы одинаковые. Вы - это зло.
Глава 19
Оставив ее у отца Игнасио, я сел в машину и газанул так, что шины завизжали. Во мне клокотала ярость: мне немедленно хотелось оказаться там и убить каждого, кто заставил ее пережить тот ужас. Я хотел свернуть им шеи, сломать все кости, заставить рыдать от боли и умолять меня прекратить эту агонию – я хотел, чтобы они испытали боль в миллиарды раз сильнее, чем испытала она. Я хотел, чтобы всего этого не было. Господи, я омерзителен. Вместо того, что следить за ней и быть готовым помочь ей в любую минуту, я позволил этим ублюдкам тронуть ее, причинить страдания…
Выжимая 180 км/ч, затем 190, а потом и все 200 я несся по трассе по направлению к недействующему оперному театру, некогда являвшемуся достояние этого сраного города. Я помню какого это…, когда тобою пользуются, когда ты - всего лишь тело, не принадлежащее самому себе. Набрав номер Зейна, я услышал сначала гудки, а потом чьи-то крики. Да.
- Я скоро буду, - коротко бросил я, делая поворот направо.
- Вы слышали, ребята? – злобно рассмеялся Зейн. – Едет Темпл! А он еще хуже, чем мы все...
Задрожав, я сбросил вызов и мысленно представил, как избиваю до смерти каждого из них. Ублюдки. Они поплатятся за то, что сделали сегодня. Я это обещаю.
***
Обхватив горячую кружку, я пригубила чай с мелиссой и уставилась на огромную фигуру распятого Иисуса Христа, который нависал над мной с самого потолка. Выразительные черты лица, худое раненое тело, забитые гвоздями руки и ноги, голова, увенчанная терновым венком - зачем он решил взять на себя грехи человечества? Зачем он пожертвовал собой? Ради чего? Люди все равно живут во грехе и подчиняются своим желаниям, совершенно не думая о жертве Христа.
- Разве его поступок не бессмыслен? – тихо спросила я сидевшего рядом со мной священника,отца Игнасио.
Усмехнувшись, он прислонил к моему лбу тряпку и сказал:
- Разве всякое добро – бессмысленно?
- Это противоречит религии.
- Почему же?
- Разве добро не должно совершаться и не предполагать под собой что-то в ответ?
- Дочь моя, всякое добро – благо, которое стремится сделать существование каждого живого существа на земле божьей благоприятным.
Он вновь положил мне на плечи одеяло, которое спадало из-за того, что меня потряхивало.
- Не делай добра – не получишь зла, - ответила я. – Каждый поступок человека, сделанный он во благо или нет, так или иначе порождает зло.
- Откуда в твоих словах столько горечи?
- Вы, что, цитируете фильм «Гордость и предубеждение»? – притворно ахнула я.
- А кто сказал, что священники не смотрят кино? – улыбнулся отец Игнасио.
Я хихикнула. С ним было так легко. Повернувшись к нему, я подставила под его морщинистые руки, сплошь усеянные веснушками и синими венами, свое лицо, чтобы он вытер грязь с него. Вообще я предпочла бы это сделать сама, но он категорически был против и мне в итоге пришлось сдаться. Его старческое, испещренное тонкими, а где-то и толстыми линиями лицо выражало спокойствие, которого, к сожалению, в моей душе не было. И не будет. Никогда.
- Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с такими людьми, - произнес он, нарушая тишину во всей огромной церкви.
Ничего не ответив, я закрыла глаза, и перед мной вновь пронеслись все события сегодняшнего вечера. Ком встал в горле, и я почувствовала, как к глазам вновь подступают слезы. Нет, Боже, пожалуйста…И тут кто-то ласково провел по моей щеке рукой, стирая скатившуюся слезу. Открыв глаза, я увидела опечаленное лицо отца Игнасио, глаза которого были влажными от чувств. Значит и в его сердце не было спокойствия.
- Не все люди такие, - дрожащим голосом промолвил он. – Они виноваты лишь в том, что позволили злу проникнуть так глубоко, что оно смогло убить в них все человеческое и превратить их в чудовищ, разрушающих жизни людей. – он положил руку мне на грудь. – Не позволяй ненависти наполнить твое сердце, не позволяй им разрушить тебя.
- Он причинил мне боль, - просипела я, пытаясь вновь не разрыдаться. – Он прислал за мной этих людей…