Марина бросила работу. Пыталась учиться петь, заниматься скандинавской ходьбой, писать книги, но скоро потеряла к этому интерес и внезапно озаботилась тем, чтобы стать матерью. В этом был, конечно, определенный каприз: часть денег на ипотеку была взята валютным кредитом, сам Иван зачем-то мечтал получить хороший западный МВА, только вот никак не мог добраться до изучения английского.
Правилам зачатия Марина учила его сама.
Ивана это смешило, зато придавало ночам загадочные и забавные нотки. Он мало верил в какие-то техники, о которых с придыханием вещали разные гуру на ютьюбе: судя по виду гуру, проблемы с сексом у них имелись немалые, несмотря на владение техниками. У некоторых смущал еще и возраст — Иван сомневался, что получить обширный опыт секса и зачатия можно раньше, чем школьный аттестат. Марина к тому же долго предохранялась и перестала принимать гормональные противозачаточные всего три месяца назад. Но однажды, когда он вернулся домой, Марина показала ему тест с двумя полосками.
По всем расчетам выходило, что беременности было недели четыре. Иван сбегал в ненавидевший его юротдел, где начальник, загруженный очередными бумагами, обрадовал его огромным единовременным пособием при постановке на учет на раннем сроке — целых пятьсот рублей. Иван посмеялся и решил повеселить и Марину, но она на полном серьезе сказала, что не собирается вставать на учет.
Тогда они и вспомнили ошибки четырехлетней давности. Марина уже горела своим материнством, уже купила балахонистые рубашки и комбинезон и спрятала все туфли на каблуках, уже носила безразмерную футболку с глупой надписью «Baby inside». Вряд ли кто-то бы мог вдруг решить, что в животе не ребенок, а пиво, но на такую мелочь Иван махнул рукой.
Марина превратила беременность в увлекательное хобби. Раньше Иван наблюдал за женщинами в подобном состоянии со стороны, но неожиданно для себя открыл, как меняет беременных отношение к самому ожиданию появления ребенка на свет. Марина быстро пережила этап демонстрации своего положения перед людьми, период нервозности у нее не случился вовсе, и она полностью сосредоточилась на том, чтобы каждый день делать незабываемым. На Иване это сказывалось тоже — Марина считала, что ребенок уже нуждается не только в матери, но и в отце. Иван уставал от избытка общения с клиентами, от постоянных разборок с начальством и другими отделами, но вместо привычного расслабления с «дотой» и ГТА он гулял, пил странные на вкус, но приятные чаи, сидя на полу с Мариной — и ребенком, и учился быть отцом.
С другой стороны, он был даже рад, что Марина не распустилась, не обнылась и не гоняет его за всякой несъедобной ерундой в половине третьего ночи. Шел четвертый месяц, чувствовала себя она прекрасно, токсикоз почти не проявлялся. Кроме возросших затрат и того, что Иван против воли теперь знал о развитии и воспитании детей куда больше, чем по теме собственного диплома, ничего не изменилось.
Потом Марина, немного смущаясь, — Иван списал это на очередные траты — предложила походить в школу для родителей. Дважды Ивану удавалось соскочить: занятия были по выходным, ему хотелось поваляться на диване с игрушкой, и Марина ходила одна. На третий раз шел ливень, и в споре, вызывать ли такси или ехать на своей машине, победила экономия. Позже Иван признал, что в тот момент в нем окончательно умер именно экономист: стоимость бензина и парковки существенно превысила затраты на поездку на такси туда и обратно.
В школе Ивану неожиданно понравилось, в том числе тем, что к ним не отнеслись как к пациентам. «Беременная, а не больная, — часто повторяла Марина, — это естественное, здоровое и повторяющееся состояние любой женщины». Воспоминания о женской консультации и платном центре были обратными. Анализы, люди в белых халатах, надоедливое, острое слово «риск», нахмуренные лица, суровые беременные в молчаливой очереди. Здесь все было иначе. Иван оценил разницу в подходах: память подсовывала что-то невыносимое для беременных, зрение спорило, что каждая из будущих матерей в школе наслаждается каждым днем.