— Не хотите писать? — Инка демонстративно повесила книгу жалоб на место. — Зря только время у людей отнимаете.
Женщина посеменила к двери. На щеках ее выступали то белые, то красные пятна. «Как огни светофора», — подумала Инка.
— Я вам этого не оставлю! Я — к директору!..
— Хоть к господу богу! — благодушно напутствовала ее беременная молодайка. — Вот люди пошли…
И в магазине еще долго не унимался разговор о том, какие пошли нынче люди. И все сочувствовали Инке, которой попало ни за что, ни про что.
Но Инка, продолжая взвешивать и подавать, не слышала этих разговоров и вздохов. С минуты на минуту она ждала или погромного визита Беллы Ивановны или ее вызова. Чувствовала, как во всем теле поднимается жар, как разрастается, невыносимой становится боль в висках и затылке. Горячая кровь с гулом била в уши: «Все! Все! Все!» Ей отдадут трудовую книжку и отпустят на все четыре стороны. А с той записью, которую сделает в книжке инспектор по кадрам, можно разве лишь с уральского яра… Глупости! У нее дочь, у нее — Ленка. За Ленку в детсад надо пятнадцать рублей платить. Да пятнадцать за квартиру… А зарплата — шестьдесят рублей. Если план выполнишь… «Таких мы всегда будем поддерживать и поощрять…» А таких, Белла Ивановна, как вот сейчас?.. Правильно, оскорбила. Но та ведь сама хороша!.. Но никогда не обвешивала, тут — ошибка… Этот парень! Эта женщина! Одно к одному.
Пришла сердитая, кем-то «подогретая» Клава. Сбросила пальто и, подбородком прижав концы платка, начала натягивать халат.
— Заходила в контору. Белла икру мечет. Я б ее портрет вместо таблички на ворота: «Осторожно, во дворе злая…» Никто не знает, в чем дело… Завтра перед работой зайди к ней, велела. — Клава поворошила в картонной коробке деньги. — Инкассатор не приезжал? Хорошая выручка?
Инка не отвечала. Клава подняла на нее взгляд и испугалась:
— Что?! Обсчитали? Товар не довезли? Что случилось?!
У Инки подрагивали губы.
— Ничего, для тебя ничего не случилось…
ГЛАВА VI
У Беллы Ивановны черные усики, огненные восточные глаза и темперамент южанки. Инке она не давала рта раскрыть. Инка сидела на стуле перед ее столиком, а Белла Ивановна быстро ходила по кабинету и то всхлопывала возмущенно руками, то бросала их за широкую спину и без передышки восклицала и ахала:
— Я уже не знаю, что с тобой делать! Я уже не знаю! Ну зачем ты ее оскорбительно обозвала?!
— Она лжет…
— Она лжет! Она лжет, она ревизор, и она лжет! Хорошенькое дело, ревизор пищеторга лжет! А Кудрявцева не лжет, она обозвала ревизора, и она не лжет… Я должна верить Кудрявцевой и не должна верить ревизору! Ах, Кудрявцева, ах, продавец Кудрявцева!.. Я всю ночь ужом на кровати вертелась, я целую ночь глаз не смела сомкнуть…
Инка смешливо фыркнула и поспешно опустила лицо. Ей представилось, как большая грузная Белла Ивановна вертелась «ужом на кровати». Инке не следовало так откровенно фыркать, ей вообще не следовало выражать каких бы то ни было чувств, кроме чувств горького раскаяния и смирения.
Услышав Инкино фырканье, Белла Ивановна остановилась потрясенная.
— Тебе уже весело, Кудрявцева? Миленькое дело, ей уже весело! Подумать только, ей — весело!
С каждым повтором фразы голос Беллы Ивановны все больше накалялся. Оборвался он лишь неожиданным звонком телефона.
— Кому там плохо, — раздраженно и вместе с тем как-то буднично проворчала Белла Ивановна, снимая трубку. — Алло! Да… Макароны? Господи, да с милой душой!.. Везите!..
Пока она разговаривала, Инка, опустив голову, разглядывала свои маленькие руки с тонкими пальцами и не находила им места. Узкие крашеные ногти, казалось, жгли кроваво-красным лаком. Позавчера Инка накрасила их, а вчера и тот парень, и те тетки, наверное смотрели им ее алые ногти и думали, как они ловко выгребают медяки из чужих карманов… Инка ведь не хотела нажиться, разбогатеть на этих медяках! Но позор… Позор на весь двадцать третий, лучший в торге…
Кончив говорить по телефону, Белла Ивановна снова возвратилась к Инке, но теперь без прежнего энтузиазма, скорее сострадательно:
— Святая Мария, этой девчонке весело!..
Но Инке уже не было весело. Среди бумаг на столе она заметила краешек тетрадного листа и первые строчки на нем: «Акт. Мы, нижеподписавшиеся…» Это же тот самый акт, под которым она расписалась, как под приговором…
— И потом этот парень, Кудрявцева. Ну на что он тебе сдался, парень тот?!
Инка поднялась. Ей было все равно.
— Вам не кажется, Белла Ивановна, что спектакль слишком затянулся? Давно пора переходить ко второму действию, точнее, к акту…