— К какому такому акту? Сядь и сиди, если тебя не просят за дверь!
Инка осталась стоять. Глазами — как бритвой повела: «Любишь ты, директор, душу мотать. Давай-давай, мне больше некуда торопиться!»
— Я хочу досказать об этом твоем парне, Кудрявцева. Парень тот — никакой он не парень, а просто, наверное, изменщик своей жене. А ты ему несерьезно глазки показала, а он за эти глазки пришел ко мне и наговорил мне кучу неприятностей…
— О каком вы парне, о каком защитнике?
— Ты уже меня хочешь перехитрить? Ты уже не помнишь того симпатичного молодого мужчину с волнистыми светлыми волосами? Ты уже не помнишь, что посылала его защищать тебя от заслуженной критики со стороны ревизора? Зачем тебе такая слава?
— Не знаю я никакого мужчины с волнистыми волосами, Белла Ивановна, — устало и безразлично сказала Инка. — Вернее, знаю, не симпатичного… того, что акт вам принес…
— Господи, о каком еще акте ты мне напоминаешь?
— Я говорю об акте, что у вас на столе. О том, что я обвешиваю.
— Святая дева! Ты обвешивала? — Белла Ивановна почти упала на стул. — Неужели ты обвешивала?
— Не мучайте, пожалуйста. — Инка выдернула из-под бумаг тетрадный листок. — Это что?!
Белла Ивановна взяла его, читала, и черные крылатые брови ее дугами ползли вверх. У Инки вся кровь отошла от лица.
— Удостоверились?
— Ты меня зачем дурочкой считаешь? — возмущенная Белла Ивановна выбралась из-за стола, бросила на бумаги акт. — Я тебе ребенок разве?
Инка скосила глаза на злополучный лист: «Мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт на разгрузку контейнера…» Вот и все! Сама себя… А теперь?
— Так ты обвешивала наших советских покупателей, Кудрявцева? Ты смела их обвешивать?
Голос у Беллы Ивановны вкрадчивый, почти интимный, но в агатовых глазах было столько негодования, что Инка больше не выдержала, спотыкаясь, пошла к двери. Остановилась возле нее и, держась за скобу, не поворачивая лица, спросила:
— По сорок седьмой уволите? Или… может, разрешите… заявление, по собственному?..
Белла Ивановна стремительно приблизилась к ней, увлекла к столу, усадила.
— Господи, я совсем седая становлюсь из-за этих продавцов! — с трагическими нотками прошептала она, закуривая сигарету. — Мне же насоветовали, нахвалили тебя… А ты обвешиваешь советского покупателя…
Инка видела, что глаза директора то и дело останавливались на черном трубке телефона. «Сейчас поднимет и позвонит в ОБХСС… Придите, уведите за руку преступницу…»
Белла Ивановна выпустила густое облако дыма, совершенно скрывшее ее смуглое немолодое лицо. Она как бы отгородилась от своей нечестной продавщицы. Потом сквозь дым проявились жгучие, с антрацитовым блеском глаза, устремленные на Инку.
— Я понимаю тех, кто действует масштабно. Они знают: если попался — есть за что… А таких, как ты, Кудрявцева, я отказываюсь понимать. За копейки идут в тюрьму…
Говорила, точно сама с собой рассуждала. Пепел сигареты сорился на бумаги, а она этого не замечала. Время от времени по-прежнему утопала, растворялась в густом дыму, становясь для Инки призрачной и недосягаемой. И все-таки Инка терпеливо выслушивала ее задумчивый, осуждающий монолог и не порывалась уходить. Память возвращала ее к тем далеким дням, когда была она ученицей у опытной продавщицы тети Глаши. Та тоже имела привычку много говорить и поучать. Она тоже осуждала тех, кто делал обвесы и недовесы. «На обвесе, дочка, погореть — господи помилуй не успеешь сказать… Голова дадена продавцу, чтобы соображать. Вот стоят у тебя мешки с сахаром — почаще полы мой в магазине. Сахар — он любит влагу… Или, скажем, селедка поступила, на вид схожа, а цена разная…»
Справлялась Инка о тете Глаше: на семь лет осуждена. Значит, даже хитрость и многолетний стаж не спасли.
— Так ты поняла меня, Кудрявцева?
Инка мало что поняла, занятая воспоминаниями, но на всякий случай кивнула. Белла Ивановна затушила в пепельнице окурок и облегченно откинулась на спинку скрипнувшего стула.
— Очень я рада, что ты поняла. Я знала, что ты поймешь, я это сразу узнала. Другого бы не помиловала… У тебя такое положение, я же тоже человек, я же понимаю… Иди работай, товарищ Кудрявцева. И никаких «спасибо», не люблю сентиментов. Я человек дела, Кудрявцева, мне подай дела свои, и я скажу, кто ты!..
Семь часов за прилавком показались Инке необыкновенно короткими. И только перед закрытием магазина она вспомнила, что обещала хозяйке принести деньги за квартиру. До чего хороша была жизнь минутой раньше… Как быть? Взять из кассы до получки? Пятнадцать рублей — не столь уж большая сумма. А без нее… Но это же касса! Государственная!.. Лучше у брата попросить в долг. Нет, к Николаю она не пойдет!.. У Клавы? Откуда у Клавы лишние деньги? Молодая, а уже тремя мальцами обзавелась. Муж кочегаром в домоуправлении работает — оклад известный… У Игоря? Опять к Игорю? Да, у него можно занять, не откажет… Не откажет… А взамен?..