— Я не знаю, Уит. Я могла бы что-то придумать и сказать, что ты просто чувствуешь это, но правда в том, что иногда ты не чувствуешь. Иногда то, что кажется настоящей любовью, оказывается увлечением. Иногда настоящая любовь существует, но люди отдаляются друг от друга. Иногда любовь настоящая, но обстоятельства совсем не те. Любовь сложная. И запутанная. И её трудно объяснить.
Она вздрогнула и обняла меня крепче.
— Надеюсь, я никогда не влюблюсь. Это звучит страшно и ужасно. Лучше уж быть одной.
— Дай этому время, хорошо? Может быть, ты передумаешь.
Она решительно покачала головой.
— Никогда.
Часть меня хотела поспорить с ней, но другая полностью с ней соглашалась. Любовь была пугающей. Она ставила тебя в полную зависимость от другого человека. Ты буквально отдавал своё хрупкое сердце, надеясь, что его не разобьют. Уитни была права — никогда нет полной уверенности, что тебя не ранят.
Может, мне действительно лучше быть одной.
В этот момент мы услышали крики с улицы. Я посмотрела на часы на её прикроватной тумбочке и поняла, что наступила полночь.
— Кажется, мы пропустили бенгальские огни, — мягко сказала я.
— Мне всё равно.
— Хочешь вернуться на вечеринку?
Она покачала головой.
— Хорошо, милая. Тебе не обязательно. Но мне нужно вернуться за твоим братом. — Я начала подниматься, но она сжала меня крепче.
— Нет! Просто… просто побудь ещё немного, ладно?
— Ладно. — Сдерживая слёзы, я снова начала гладить её по волосам. Это было совсем не то, каким я представляла себе наше новое начало. — Всё будет хорошо, малышка. Вот увидишь.
Она зажмурилась и не ответила, а я ещё немного посидела с ней, вытирая слёзы рукавом своей блузки, чтобы они не упали ей в волосы. Через несколько минут она уснула. Я осторожно сняла её туфли и накрыла её ноги одеялом.
Выйдя из её комнаты, я зашла в свою, чтобы переодеться из праздничной одежды в джинсы, свитер и ботинки. В ванной я собрала волосы в хвост и стёрла испортившийся макияж. Потом я спустилась вниз, надела пальто и, словно по инерции, поплелась обратно на вечеринку, становясь всё несчастнее с каждым шагом.
Час назад я была так счастлива, так полна надежд, сердце просто сияло.
Как всё могло так резко пойти не так?
19
Генри
Ожидание, пока Сильвия вернётся на вечеринку, было настоящей пыткой.
Мне не хотелось ни пить, ни слушать музыку, ни разговаривать с кем-либо, но и спрятаться было негде. Я думал уйти, но на случай, если Сильвия понадоблюсь ей сегодня, решил остаться там, где она сможет меня найти.
Как, чёрт возьми, этот вечер мог так быстро пойти наперекосяк?
Я вернулся за наш стол, где сидели Мак и Фрэнни, и тяжело опустился на стул, погрузившись в свои мрачные мысли.
— Всё в порядке? — спросил Мак сквозь шум музыки.
— В порядке, — буркнул я.
Краем глаза я заметил, как они переглянулись, что только усилило моё раздражение.
— Ты не знаешь, где Сильвия? Я её давно не видела, — заметила Фрэнни с наигранной лёгкостью в голосе.
— Она дома с Уитни.
— Почему? Что с Уитни? — встревоженно спросила она.
Я помедлил, понимая, что их дети, скорее всего, расскажут, что видели.
— Она увидела, как мы с Сильвией целовались на улице. Расстроилась и убежала.
Фрэнни ахнула.
— Ого! — Она бросила взгляд на дверь. — Думаешь, мне стоит пойти туда?
— Не знаю, — пробормотал я, чувствуя себя совершенно некомпетентным в вопросах правильного поведения. — Но, наверное, стоит предупредить, что ваши девочки тоже всё видели. Они могут что-то сказать.
— О, наши девочки видели, как мы с Маком целовались, наверное, миллион раз, — отмахнулась Фрэнни, похлопав Мака по руке. — Они к этому уже привыкли, правда, милый?
— Правда, — согласился Мак, но, будучи отцом-одиночкой трёх девочек, он лучше понимал, в чём проблема. — Уитни, похоже, не нравится, что её мама с кем-то ещё.
— Видимо, так, — кивнул я.
— Но это же нелепо, — возразила Фрэнни. — Она что, не хочет, чтобы её мама была счастлива? Наши девочки были в восторге, когда мы с Маком перестали скрываться и признались, что между нами что-то есть.
— Но это произошло не сразу, — напомнил Мак. — Думаю, Уитни переживает, потому что потеряла отца и боится потерять мать. Мои девочки не хотели отпускать меня из виду, когда Карла ушла. Они плакали, когда я оставлял их в школе. Думали, что я могу не вернуться.