Она хихикнула.
— И как? Это было так, как ты мечтал?
— Да и нет. Во-первых, я почти сразу кончил, прямо ей на руку и на мои прокатные брюки из смокинга. После этого она разрыдалась. А во-вторых, она почувствовала себя настолько виноватой, что рассказала об этом своей маме. А её мама рассказала моей, которая, в свою очередь, рассказала отцу. И он пришёл, чтобы поговорить со мной о том, как важно уважать девушек.
К этому моменту Сильвия уже заходилась в смехе.
— О нет!
— Это было ужасно. А мои братья стояли за дверью комнаты и ржали как ненормальные.
— Верю. И что потом случилось с Мишель?
— Думаю, мы расстались вскоре после этого. Ей было тяжело смотреть мне в глаза после того, как я «залил» её пальцы. Честно говоря, думаю, она была шокирована всей этой ситуацией. Не уверен, что она вообще знала, что так может произойти.
— Бедная Мишель. Травмирована на всю жизнь.
— Такое возможно.
Она вздохнула.
— Мне, наверное, стоит тебя отпустить. — Пауза. — Но я не хочу.
Я не знал, что сказать.
— Ты уже в кровати? — её голос стал мягче, почти соблазнительным.
— Да. А ты?
— Да.
Я замер, затаив дыхание.
— Если я засуну руку в твои штаны, ты сразу же кончишь мне на пальцы? — спросила она. Это могло бы прозвучать сексуально, если бы она не разразилась смехом сразу после.
Я простонал.
— Это уже слишком.
— Прости, — сказала она, подавляя смешки. — Я не смогла удержаться.
— Я научился контролировать себя — немного, — с обидой ответил я. — Спасибо большое.
— Я знаю. — Её смех полностью прекратился. — И я думаю об этом всё время.
У меня пересохло в горле.
— Я тоже.
— А теперь мне правда пора заканчивать, иначе я начну говорить то, чего не должна.
— И мне тоже. — С расстоянием в полстраны между нами казалось безопасным признаться. — Боже, Сильвия. Это никак не становится легче. Я всё жду и жду, что станет проще, но… я всё равно хочу тебя. Может, даже сильнее, чем раньше.
— Я знаю. Я тоже хочу тебя.
Но то, чего мы хотели, не имело значения, и говорить об этом вслух не помогало.
— Может, мне не стоит работать в винодельне, — сказала она. — Может, это только усложняет всё для нас.
— Нет — нет, не держись подальше. — Тогда я никогда не увижу её. Эта мысль была для меня невыносимой. — Прости, что я вообще это сказал.
— Ладно.
Я услышал всхлип. Она плакала? Моя грудь сжалась при мысли о том, что я её расстроил. Что со мной не так?
— Спокойной ночи, Генри, — её голос дрожал.
— Спокойной ночи.
Я сбросил звонок и отбросил телефон в сторону, раздражённый тем, как вселенная издевается надо мной.
От мысли, что я буду ложиться спать один каждую ночь до конца своей жизни и желать, чтобы она была рядом.
От интуитивного чувства, глубоко в костях, что я влюбился в Сильвию, даже не пытаясь.
И я ничего не мог с этим поделать.
22
Сильвия
В четверг утром, как только я отвезла детей в школу, я натянула всю свою самую тёплую зимнюю одежду и помчалась в винодельню. День был солнечным, но жутко холодным: воздух обжигал нос изнутри и хлестал лёгкие при вдохе. Но моё тело согревалось предвкушением, пока я считала последние минуты до встречи с Генри.
Его грузовик стоял на парковке, и моё сердце застучало сильнее при виде его. Я так скучала по нему, пока была в отъезде. Я мучилась с решением, стоит ли звонить ему, — часть меня знала, что лучше оставить его в покое, — но в конце концов я так хотела услышать его голос, что не выдержала и набрала номер. У него был удивительный дар успокаивать даже самый сильный хаос в моей голове, помогать мне видеть вещи в правильной перспективе, напоминать, что на самом деле важно. Генри умел меня рассмешить даже в самые трудные моменты. С ним я чувствовала себя понятой. Принятой такой, какая я есть, со всеми моими недостатками. Я бы не справилась с последними шестью неделями без его дружбы.
Когда я впервые пошла к нему в виноградник после Нового года, я была поражена, узнав, что он всё ещё готов меня обучать. Я думала, что, как только скажу ему, что между нами не может быть ничего романтического, он рассердится. Обидится. Разозлится.
Но он не стал. Он был добрым и понимающим. Безусловно, разочарованным, но не заставил меня чувствовать себя виноватой за то, что я не могу изменить. Он утешил меня. Обнял меня и заверил, что я не ужасный человек — я человек, я поступаю правильно, и я прощена.