— После знакомства с этим еретик уже не сможет ничего рассказать.
— У нас останется другой, — ответил Лисовский, — возможно, увиденное развяжет ему язык.
Юзеф поклонился и вручил палку одному из турок. Все вокруг замолкли, приготовившись увидеть нечто ужасное. Макарий тоже притих, открывающаяся бездна мрака устрашила его, но не надолго. Собрав оставшиеся силы, он крикнул:
— Услышь, Господи! Я изнемог от вопля, засохла гортань моя, истомились глаза. Ради Тебя иду я на муку и прошу: дай силу, Господи...
Тут голос его прервался. Палач своей огромной лапищей раздвинул ему челюсти и засунул в рот смертоносный цветок. Он стал продвигать его вовнутрь, с улыбкой наблюдая, как жертва багровеет и изливается слезами, и вдруг резким движением выдернул назад. Выдернул вместе с гортанью и языком! Кровь ручьём хлынула изо рта несчастного юноши, он повёл вокруг безумными глазами и застыл. А палач радостно завертел страшное орудие, разбрызгивая кровь мученика.
Казаки попятились назад, даже им, привыкшим к людским страданиям, стало не по себе. Афанасий же был почти в беспамятстве, своя боль будто отступила, померкла перед увиденным. Юзеф выхватил палку из рук палача, поднёс к его глазам:
— Посмотри, с тобой будет сейчас то же. Будешь говорить?
Афанасий прикрыл глаза, пытаясь припомнить подходящие слова молитв, которые так хорошо знал Макарий. Но нет, с гибелью товарища это было для него слишком трудно. Его сила не в молитве, но в чём?
— Будешь говорить?
Он открыл глаза и с усилием разлепил спёкшиеся губы:
— Буду...
Лисовский снизошёл до того, чтобы подойти к истекающему кровью монаху, и Афанасий, судорожно глотая слова, рассказал всё, что знал о готовящейся вылазке: откуда, когда и куда.
— А не врёшь? — засомневался Лисовский.
Но ответа на вопрос не услышал, Афанасий затих, и уже ничто не могло возвратить ему памяти.
Лисовский приказал казакам разойтись. Потрясённые увиденным, они уходили молча, как-то по-необычному растревожились их души, но Лисовского настроение казаков не занимало. Он думал о сообщённых сведениях и гадал, как лучше распорядиться ими. Сперва хотел известить гетмана, потом решил не спешить. Уж больно часто в последнее время он слышит поношения от Сапеги, который готов, кажется, свалить на него все военные неудачи, а победы приписать только себе. Не выйдет ли также и на этот раз? У него довольно сил, чтобы самому устроить засаду и разгромить троицкое войско. Если повезёт, можно затем без особых хлопот взять лавру и утереть нос надменному гетману. Придя к такому решению, он приказал тем немногим, кто слышал признание монаха, держать рот на замке, а к Афанасию приставить крепкую сторожу и держать поблизости.
В лагере начались тайные приготовления. Лисовский тщательно разрабатывал операцию, вникал в каждую мелочь и всё более уверялся в успехе задуманного предприятия. И пока он так готовился, в отряде Епифанца не смолкали толки о двух молодых монахах. Приведший их Иван Рязанец сокрушался более всех. Из уст в уста передавался его сон. Будто явился ему Сергий и пригрозил: мольбу-де на вас, злодеев, сотворю Царю Небесному, чтоб вовеки осудил на геенские муки. Будет, сказал, скоро молния с громом и истечёт с восхода река велика, а с заката и полудня появятся два озера; сойдутся все три и потопят войско литовское без остатка. Засмущались казаки, пошли к атаману, тот тоже как бы не в себе, глаза прячет. Дошли до Лисовского слухи о казацких сомнениях, он поспешил в их табор на разговор, а сам верную сотню притаил, чтоб схватить главных смутьянов. Проведали о том казаки и изъявили полную покорность. А вечером снялись тайно и вместе с атаманом побежали к дому. Лисовский разослал доверенных людей для поиска, но громко объявлять о том не стал, дабы ненароком не раскрыть своих тайных замыслов. Кто-то из доверенных напал на след и догнал отряд. Выяснилось, что удручённые дикой расправой с Божиими людьми, казаки по общему присуду решили отстать от неправедного дела. Видимо, всё-таки дошёл до их сердца страстный призыв юных мучеников.
— Чёрт с ними! — беспечно отозвался Лисовский. — Они лишь капля в моей чаше, пусть остаются ни с чем.
В крепости тем временем шла своя работа. К вылазке готовили три отряда. Первый, с которого начиналось дело, должен был выйти с северных Конюшенных ворот, скопиться в Глиняном овраге и внезапным броском овладеть укреплениями поляков на Красной горе. Его конечной целью являлось уничтожение стоявших здесь пушек. Командовал отрядом алексинский воевода Иван Ходырев, мастер внезапных наскоков, засад и иных воинских хитростей. Второму отряду отводилась главная роль. Ему предстояло выйти через Святые ворота и действовать в направлении Подольного монастыря и мельницы. Требовалось овладеть ею, найти устье подкопа и взорвать его. Для большей скрытности решили использовать тайный вылаз — нашли-таки старый ход у Сушильной башни — часть отряда выходила через него. Им командовал Алексей Внуков, человек неудержимой отваги. Третий отряд во главе с Иваном Есиповым из Тулы располагался у полуразрушенного Пивного двора и предназначался для оказания помощи другим, судя по обстоятельствам.