— Пойду возьму купальник.
***
— Это безумие какое-то.
Спускаясь вниз по ступенькам на крыльце, я вешаю сумку на плечо. Лотнер стоит, скрестив ноги, небрежно облокотившись на капот своего «ФоРаннера». Острая боль разочарования грозится стереть мою сияющую улыбку с лица, когда я замечаю, что солнцезащитные очки скрывают эти гипнотизирующие голубые ирисы. Я быстро прихожу в себя, когда он выдает мне самую заразительную улыбку на Земле.
— Вряд ли день на пляже можно назвать безумием.
Он открывает пассажирскую дверь и берет мою сумку, слегка задевая при этом голую кожу на моём плече. Я задерживаю дыхание от этого наэлектризованного прикосновения и натянуто улыбаюсь, чтобы скрыть свою нервозность.
— Спасибо, — шепчу я, выпустив из рук сумку.
Он кладет её на заднее сиденье, а затем захлопывает дверь с моей стороны. Парень, которому я угрожала ножом меньше суток назад, везёт меня на пляж. Он лишает меня возможности рационально мыслить. Я поддаюсь порыву, и это волнующее, сводящее с ума, чувство освобождения. А что если он выманивает меня из безопасного места, чтобы изнасиловать, разрезать на малюсенькие кусочки и вышвырнуть моё тело в океан? Наверное, я пересмотрела «Декстера».
Звук захлопывающейся дверцы посылает по всему моему телу мурашки сомнения. Сердце сильнее бьется в груди, желудок сжимается, а лёгким не хватает воздуха. Он кладет свою руку на мою, которая кажется белоснежной, по сравнению с кожаным подлокотником угольного цвета.
— Всё нормально?
Я смотрю на руку Лотнера. Его обжигающее прикосновение рассредоточивает меня. У него что, жар? Почему он такой горячий? Возможно, это я больна. Мне холодно, и я немного дезориентирована.
Я продолжаю разглядывать его. Он поднимает очки на голову.
— Сидни?
Голубые ирисы. Они просто неописуемы. Это больше на уровне ощущений. Меня перестает бить озноб, а кровь проносится по телу, разогревая кожу до такой степени, что она начинает сиять. Я не могу произнести ни слова, только шаткий вздох удовольствия, когда моё тело, наконец, расслабляется. Это выглядит так, как будто все чудеса и вся моя ностальгия по самым необычным местам на Земле собрались в его взгляде. Это глупо, я знаю, но сначала они кажутся просто голубыми глазами, а затем вызывают привычку. Как будто сам Бог решил подарить одному мужчине бесконечно красивые ирисы — коридор в вечность, мимолётный взгляд на рай, и сейчас я смотрю в них. Это единственное объяснение, потому что это невозможно (ну, или нечестно) иметь такие гипнотизирующие глаза.
— Нормально, — это всё, что я могу произнести. Одно слово.
Надев очки обратно, он убирает руку с моей и заводит двигатель.
Грёбаные глаза Медузы! Возьми себя в руки, Сидни.
—Ты выглядишь немного взволнованной, вот и всё, — он включает первую передачу.
— Взволнованной? Почему я должна волноваться? Неужели, потому что я еду на пляж с абсолютно незнакомым мне человеком, который может меня изнасиловать, расчленить моё тело и скормить его акулам?
Глубокий прерывистый смех вибрирует у него в груди.
— Сидни, я не собираюсь «насиловать» тебя.
Иии?..
Жуткая тишина повисает между нами, и я кошусь на него. Сам он сосредоточен на дороге, но его кривоватая улыбка наполнена озорством.
— И?.. — я поворачиваюсь к нему, ожидая более обнадёживающего ответа.
— И что?
— И мне должно быть комфортно, зная, что моя девственность будет сохранена, когда меня порубят на кусочки и скормят акулам?
Голова Лотнера резко поворачивается в мою сторону.
— Ты девственница? — последнее слово он произносит на самых высоких нотах.
— Нет, конечно нет. Это просто такое выражение.
Он качает головой.
— «Нервные клетки не восстанавливаются» — вот это просто выражение. А «моя девственность будет сохранена» — это никак не выражение. Это заявление, сообщение, разоблачение... большое открытие. Но это никак не ВЫРАЖЕНИЕ.
Я пожимаю плечами и смотрю в окно.
— Ну да, возможно, там, откуда ты родом так не говорят.
— Сидни, всё нормально, если ты дев...
— Да не девственница я! Господи! Что мне сделать, чтобы ты поверил?
— Ну... — его новая ухмылочка источает дьявольские намерения, когда он проходится языком по своим губам, чтобы увлажнить их, а затем закусывает нижнюю губу.
— Такого не будет, — заявляю я.
— Хорошо, — бормочет он.
— Я серьёзно. Я не собираюсь спать с тобой.
— Я же говорю «хорошо», Сидни, — смеется он, кивая головой.
— Нет, ты не просто говоришь «хорошо», ты говоришь — «хорошо», — перекривляю я его. — Но на самом деле ты имеешь в виду: «Без разницы, крошка, ты знаешь, что никогда не сможешь устоять перед моей гипнотизирующей сексуальностью».
Лотнер хохочет так, как будто это самая смешная шутка, которую он когда-либо слышал.
— Боже, Сидни, ты действительно вспыльчивый человек.
Лёгкий тёплый ветерок играет с моими волосами, когда мы набираем скорость и выезжаем из города. Сняв резинку с запястья, я завязываю свои дикие кудри в хвост.
— Мы можем закрыть окна, — предлагает Лотнер.
— Ни за что. Так как у нас не кабриолет, на котором можно было бы поехать на пляж, опущенные стёкла — это просто необходимость. И да, кстати, на какой пляж мы едем?
— Пока не знаю. Думал, что просто поедем за запад по Первому шоссе, а потом выберем, какие волны между шоссе и Санта Круз посмотрят на нас.
Плавно сменяющиеся пейзажи зелёных вершин и долин, усеянных красочными остатками весеннего цветения вдоль извилистой дороги, представляют собой захватывающее зрелище. Я видела океан бесчисленное количество раз, но меня всё равно охватывает волнение от головокружительного ожидания, когда мы въезжаем на бушующее побережье Калифорнии.
— Итак, Сидни, у тебя вообще есть фамилия или ты знаменитость, которой достаточно только имени? — бархатный голос Лотнера шумит у меня в ушах.
— Монтгомери, — усмехаюсь я, выглядывая в окно.
— Хорошо, Сидни Монтгомери, ты из Калифорнии?
Его официальный тон репортёра веселит меня.
— Иллинойс. За прошедший год после окончания университета я работала хаусситтером по всему миру. Мне удалось увидеть самые удивительные места, но, как я и сказала до этого, мне хотелось побыть с сестрой этим летом. Она работает массажистом в Лос-Анджелесе, и поэтому отпуск Тревора и Элизабет был очень кстати.
— Хмм... и в каком же университете ты получила диплом хаусситтера?
Он косится на меня и глупо ухмыляется, на что я закатываю глаза.
— Университет в Айове. У меня диплом бакалавра в области истории искусств, но для работы моей мечты требуется ещё немного отучиться и заплатить очень много денег, поэтому перед возобновлением учёбы я сделала двухлетнюю паузу, чтобы поднакопить.
Глядя на дорогу, он кивает.
— Да, это ужасно, сколько денег требуется, чтобы получить хорошую работу или работу мечты... — он смотрит на меня, подняв брови. — А работа мечты у нас это?..
Я не могу скрыть весь свой восторг и поэтому на лице появляется широкая улыбка.
— Смотритель в музее.
— Оу, так ты у нас любитель искусства?
— Необязательно искусства, в смысле, мне нравится рисовать, и я люблю фотографировать, но история искусства — это моя страсть. Я могу весь день заниматься исследовательской работой и не устать. Мои преподаватели говорят, что у меня есть способности к организации и что я знаю толк в уникальных вещах. И это немного иронично, потому что дома у меня вечный бардак. В любом случае, я поставила себе цель, что когда-то стану смотрителем и больше никогда не оглянусь назад.
Сняв шлёпки, я кладу ноги на приборную панель.
Лотнер молчит, казалось, он обдумывает всё то, что я ему сейчас сказала.
— А как насчёт тебя? Как так получилось, что у взрослого мужчины не нашлось дел получше, кроме как поехать в четверг на пляж с какой-то непонятной девушкой?