— Хороший вопрос. Ты права, тебя немного сложно... понять.
— Ой, заткнись! — я щипаю его загорелую руку. Когда он так дружелюбно улыбается, я могу только притворяться, что обиделась.
— Я сбежал. И буду отдыхать ещё как минимум недели полторы.
— Сбежал? Это как побег из тюрьмы или...
Он быстро протягивает руку и сжимает моё колено.
Из-за моего визга почти треснуло лобовое стекло. Он отпускает мою ногу, но жар от его прикосновения всё ещё остается на коже.
— Чтобы ты знала, я готовлюсь поступить в аспирантуру на педиатрию.
Я бы даже меньше удивилась, если бы у нашей машины выросли крылья, и мы бы полетели на Луну.
Лотнер игриво улыбается. Не высокомерно, а просто уверенно.
— Ты доктор? — я не могу ничего поделать со своими широко раскрытыми от удивления глазами.
— Да, — он снова косится на меня и закатывает глаза. — Не надо так удивляться.
Я перевожу взгляд на дорогу и вздыхаю.
— Хм, это...
— Восхитительно? Замечательно? Увлекательно? Изумительно? Чудесно?
Поджав губы, я качаю головой.
— Нет... я собиралась сказать неожиданно.
— Ох, хорошо. Терпеть не могу быть предсказуемым. Хотя, я немного разочарован из-за твоей реакции. Разве ты так и не разглядела, что я как не огранённый алмаз?
Я хохочу.
— Боже! Ты что действительно называешь себя не огранённым алмазом?
Он пожимает плечами.
— Конечно. Почему бы и нет? По крайней мере, я должен так себя называть, чтобы меня считали настоящей находкой.
Настоящей находкой? Это вообще возможно встретить две «находки» менее, чем за сутки?
Я скрещиваю руки на груди и наблюдаю за проносящимися за окном холмами.
— Ты, наверное, и так такой. Не то чтобы мне было дело до этого... Я не собираюсь никого «находить».
— Ну, тогда бы у тебя стало больше проблем. Все мы невинные рыбки, которых приманили соблазном.
Я фыркаю.
— Если ты считаешь себя приманкой, тогда я признаю, что ты умеешь смутить человека, ты проблема, ты плохие новости... но чтобы «соблазн»? Нет. Я охотно попадаю в сети, если сама к этому готова, но в ближайшее время такого не случится. Не хочу, конечно, выглядеть, как рак, который пятится назад, но у меня сейчас нет времени на «рыбака».
Он оглушительно смеется.
— Рак? Боже, Сидни, ты просто невозможна.
Меня омывает тёплой волной удовольствия. Лотнер не смеялся надо мной. Он понимает моё странное чувство юмора, и это относит его к маленькой, но особенной группе людей. Искренность обычно является только иллюзией для меня, но сейчас я как никогда чувствую себя настоящей, находясь рядом с ним.
— Не беспокойся, Сидни. Я тоже не ищу себе никакого отвлечения. У меня впереди три года рабочих недель с более чем пятидесятичасовой нагрузкой и большое количество вызовов. Кто-то вроде тебя будет не самым лучшим делом сейчас.
— Ауч! — я делаю вид, что обиделась, прижав руку к сердцу.
Он качает головой.
— Ты поняла, что я имею в виду. Женщины могут быть губительными маленькими соблазнительницами. И думаю, что именно такой ты и являешься под этим безупречным невинным образом девушки со Среднего Запада.
Теперь моя очередь смеяться.
— Неважно.
Я не могу понять, какой он внутри. Сначала он поражает своей эмоциональностью, говоря такие вещи, которые я слышала только в кино, а затем он снова самоуверенный и отстранённый.
— Ладно, что бы ты делал, если бы мы не познакомились вчера?
Он пожимает плечами.
— Ну, это легко. Я бы катался на серфе.
— Так ты не планировал этот день специально для меня?
— Не льсти себе. Как я и говорил, у меня много чего происходит в жизни. Нет времени для больших романтических жестов.
Оу, он сама деликатность.
Я задерживаю дыхание и закусываю нижнюю губу, чтобы не показать своей реакции на его слова. Он определённо является достойным соперником.
— А чем же тогда были галеты и чай этим утром? — я выгибаю бровь.
Продолжая смотреть на дорогу, он смеется.
— Завтраком.
— А цветы?
— Кратковременное помутнение рассудка, — он смотрит на меня, ухмыляясь. — Но меня это не беспокоит. Граница между безумием и гениальностью обычно размыта.
— Ага, именно так я и подумала, когда согласилась поехать с тобой сегодня.
Держа руль левой рукой, правую он кладет мне на подголовник.
— Это гениальное решение?
Я пытаюсь не смотреть на его огромную руку.
— Или безумие, — шепчу я, напряженная от его близости.
Остаток поездки проходит мирно. Никто из нас много не говорит. Но эта тишина не неловкая. Музыка громко звучит из колонок, и я понимаю, что мне хочется подпевать, но я не уверена в своих музыкальных способностях и не могу предугадать реакцию Лотнера. Наверное, это слишком «в своей тарелке». Прибрежная дорога шоссе номер один имеет захватывающий панорамный вид на Тихий океан. Белые гребни волн разбиваются о гладкие песчаные пляжи. Цапли и крачки копаются на мелководье. Рыбаки и парусники, находящиеся вдалеке, смешиваются с иногда появляющимися водными мотоциклами и парасейлерами. Неужели когда-то можно устать от этого вида?
Лотнер останавливается на ровной грунтовой площадке у подножия травянистого холмика.
— А что это за пляж?
Он отстегивает ремень безопасности и открывает дверь.
— Это наш пляж на сегодня.
Я слышу, как он открывает багажник, поэтому надеваю свои шлёпки и выхожу из машины.
Здесь больше нет никаких машин, а за холмом я не вижу пляжа, но думаю, что там тоже никого нет.
Когда я подхожу к нему, он отдает мне мою сумку, а сам берет кулер и два пакета из магазина «Хоул Фудс», которые лежат рядом.
— А нам разрешено здесь находиться? — я беру один пакет.
Лотнер поворачивается на все триста шестьдесят градусов.
— Похоже, на берегу всё чисто.
— Ха-ха, у меня нет никого, кто бы мог вытащить меня из тюрьмы, если нас арестуют.
Я пинаю пыль ногой за спиной Лотнера, пока он тащит кулер к холмику.
— Нас не арестуют. Просто оставайся в купальнике... или без него, — отвечает он, глядя через плечо.
— Если мне не изменяет память, то это твоё любимое занятие, а не моё.
Я уже готова взобраться на холм, когда вижу, что он спускается обратно по узкой тропинке, которая извивается вдоль пляжа. Он плюхает кулер на песок.
— Я пойду за досками, а ты выпей чего-нибудь.
Судя по истоптанной дорожке, не только мы ходили по этой тропинке, чтобы поиграть на солнце и песке. Я вылезаю из своей обуви, снимаю борцовку, а затем выскальзываю из джинсовых шорт. У меня было немного времени, чтобы поразмыслить над выбором купальника. Это обычный чёрный купальник, завязывающийся сзади и с низкосидящими трусиками. Не бросающийся в глаза, но, опять же, на кого мне тут пытаться произвести впечатление? Ну да, точно!
Волны пригоняют песок обратно к извилистым линиям поросшего травой холма, из-за этого береговая линия кажется укромным, уединённым местом, превращая её в частный пляж. Дотянувшись до своей холщёвой сумки, я достаю оттуда чехол с камерой. Я редко езжу куда-нибудь без неё. Это первое моё денежное вложение, которое я сделала, накопив их, работая летом спасателем во времена учёбы в старшей и средней школе. Мой отец настоятельно рекомендовал мне купить подержанный Canon за восемьсот долларов на eBay после первого лета работы, но я дождалась следующего года и купила Nikon за накопленные уже три тысячи долларов. Это моё лучшее решение.
— Оу, любитель фотографировать.
Я поворачиваюсь и вижу Лотнера с доской в руках. Он уже без футболки, и снова мне выпадает сложная задача держать рот на замке и пытаться задыхаться не так громко.
— Да, — отвечаю я, ковыряясь в настройках камеры, пытаясь сделать вид, что я вообще на него не пялюсь.
Он снимает свои солнечные очки и кладет на футболку, которая скомканная валяется на песке. Когда я думаю, что его глаза не могут выглядеть ещё более сногсшибательно, это снова происходит. Возможно, дело в освещении или может это просто от того, как он смотрит на меня, но я снова теряюсь в его глазах.