Применительно к заявленной теме это означает, что русский национализм — в протяженной исторической перспективе и в современной ситуации — оказался вовсе не тем, за что его принимали, и не таким, каким его представляли. В нашей трактовке он не стал лучше или хуже — по мере сил мы старались воздерживаться от ценностных суждений — он стал другим.
По своему объективному (то есть не зависящему от воли и желания людей) содержанию русский национализм самодержавной и советской эпох был антиимперским и — в большей своей части — стихийно, субстанциально демократическим течением. Это легко обнаруживается из его непредвзятого прочтения.
Магистральное устремление русского национализма состояло в попытке гармонизации, непротиворечивого и взаимовыгодного сочетания интересов империи и русской нации. Ведь главным противоречием и одновременно источником внутреннего развития имперской политии в ее досоветском и советском обличиях был не конфликт между империей и национальными окраинами, а конфликт между имперской властью и русским народом. Номинальные правители империи — русские — на деле оказались рабочим скотом и пушечным мясом имперской экспансии. Номинальная имперская метрополия — Россия — была внутренней колонией. И это не русский националистический миф, а верифицированное научное утверждение, авторов которого вряд ли возможно заподозрить в симпатиях к русскому национализму.
Английский историк Джеффри Хоскинг в своей фундаментальной книге убедительно показал, что советская мощь была куплена ценой колоссальных жертв со стороны русского народа[35]. Американский автор вообще называет Советском Союзе «империей наоборот» — государственной конструкцией, где номинальная метрополия ущемлялась и дискриминировалась в пользу периферии, а русское ядро — в пользу этнических меньшинств[36]. И чем могущественнее становилась страна, тем больший объем ресурсов перекачивался, перенаправлялся от ее ядра на окраины. В сущности, сами русские — их сила и жертвенность — и составляли главный ресурс нового строя. Но коммунистическая эпоха лишь наиболее рельефно проявила не ею заложенную историческую тенденцию.
Дореволюционная империя отличалась от советской меньшей интенсивностью эксплуатации русского народа, но точно так же жила за его счет. Великорусские крестьяне были закабалены сильнее других народов и в среднем хуже обеспечены землей. Русские несли основную тяжесть налогового бремени. Даже перестав быть количественным большинством в составе населения, русские все равно поставляли больше всего рекрутов в армию. Имперская ноша русского народа не компенсировалась какими-либо политическими или культурными привилегиями и преференциями его трудящемуся большинству.
В общем, с середины XVI в. по 90-е годы XX в. имперское государство существовало и развивалось исключительно за счет эксплуатации русских этнических ресурсов — эксплуатации, носившей характер поистине колониальный. Поэтому стержень социальной истории царской и коммунистической России составило этническое сопротивление — латентное и явное — русского народа поработившей его имперской власти.
Впервые в отчетливой форме оно проявилось в староообрядческом движении, где этнический импульс был облачен в соответствовавшие духу времени религиозно-культурные одежды. Старообрядчество представляло национальную и потенциально демократическую альтернативу переживавшему становление антинациональному (в лучше случае — вненациональному) имперскому государству. В каком-то смысле его можно назвать дополитическим национализмом или национализмом донационалистической эпохи. Хотя никакой филиации идей и культурных влияний старообрядчества на последующий русский национализм проследить невозможно, именно старообрядчество со всей очевидностью выявило матрицу диалектических взаимоотношений русского народа и имперского государства, впоследствии оказавшуюся и матрицей русского национализма.
Однако, говоря об отношениях русского народа и континентальной имперской политии, важно не абсолютизировать лишь одну их сторону — вражду. Ведь была и другая сторона — сотрудничество и взаимодействие. В целом сложившийся modus vivendi можно охарактеризовать каксимбиотические отношения русского народа и имперского государства. Содержание симбиоза было следующим: империя питалась соками русского народа, существуя и развиваясь эксплуатацией русской витальной силы. Русские же, ощущая (не осознавая!) эксплуататорский характер этого отношения и субстанциальную враждебность империи русскому народу, не могли не сотрудничать с ней, ибо империя формировала общую рамку русской жизни, обеспечивала относительную безопасность и сносные (по скромным отечественным меркам) условия существования народа. Каким бы безжалостным ни было государство в отношении собственного народа, оно оставалось единственным институтом, способным мобилизовать народные усилия для сохранения национальной независимости и развития страны.