На рубеже XX-XXI вв. радикально изменились отечественный и мировой контексты, соответственно, радикально изменился исторический смысл русского национализма. Россия более не существует как империя, реанимация которой абсолютно невозможна. Имперская идентичность разрушилась еще в Советском Союзе, причем ее разрушение было причиной, а не следствием гибели СССР. На наших глазах происходит поистине исторический сдвиг: ценность и идея Империи, русский мессианизм, составлявшие доминанту русского сознания и главный нерв национального бытия на протяжении без малого четырехсот лет, сданы в архив. Русские перестали быть имперским народом — народом для других; закрыта героическая, славная и страшная глава нашего прошлого.
Главная проблема России — не дефицит экономической, технологической или военной мощи, а биологический и экзистенциальный кризис, к чему стоит добавить угнетающую интеллектуальную деградацию общества и элит. При этом беспрецедентный биологический упадок русского народа тесно связан с исчерпанностью русских морально-психологических и социокультурных ресурсов.
Впервые за последние пятьсот лет своей истории русские ощущают (это именно ощущение, а не рефлексия), что ими потеряна историческая удача, что на кону оказалось само их существование. Ответом на системный кризис и слабость русского народа стала радикальная и глубокая этнизация русского сознания. Этнизация — массовый ответ на слабость отечественного государства, на демодернизацию, социальную и антропологическую деградацию, на культурную и экзистенциальную отчужденность российских элит от общества и собственной страны. В ее основе лежит импульс биологической природы — инстинкт самосохранения и выживания этнической группы. В этом смысле нарастание русской этнофобии вызвано слабостью, а не силой и имеет защитный характер.
Исторический смысл этнизации — превращение русских в другой народ. В афористичной форме вектор перемен можно определить как превращение русских из народа для других в народ для себя. Отсюда и высокая популярность лозунга «Россия —для русских», который большинством его разделяющих понимается вовсе не в националистическом духе, а как призыв к защите интересов и традиций русского народа.
Происходящая на наших глазах революция русской идентичности не случайность и не результат лишь последнего пятнадцатилетия, она подготовлена всем предшествующим историческим развитием и в этом смысле закономерна и даже неизбежна. Русский национализм практически не повлиял на процесс этнизации, носящий стихийный, спонтанный, в прямом смысле слова естественно-исторический, а не сконструированный и направляемый извне характер.
Этнизация — не национализм, но она открывает крайне благоприятные условия для его взлета. Тем более благоприятные, что русский национализм более не зажат в тисках невыносимого для него выбора между империей и русскими — этот выбор за него уже сделала история. Значит, кардинально меняется исторический смысл русского национализма: если в имперской политии он неизбежно оказывался субверсивным и разрушительным, то в новых исторических условиях — позитивным и созидающим.
Более того, только и именно русский национализм способен стать идеологией строительства нового российского государства и, как ни парадоксально это прозвучит, идеологией формирования гражданской нации. В исторической перспективе национализму принадлежит огромная позитивная роль в формировании национального и социального государства, общества «всеобщего благоденствия», он послужил наиболее действенной силой модернизации. Разумеется, не как чисто и сугубо националистический принцип, а в сочетании, соединении с другими идеологическими принципами. Здесь на руку играет удивительная пластичность националистической идеологии, ее способность амальгамировать с любыми идеями и ценностями, свойство национализма как культурной системы ассимилировать любые идеологические доктрины.
Популярные дихотомии «политических» и «этнических» наций, «этнического» и «гражданского» национализмов ошибочны с аналитической и оценочной точек зрения. Не существует «гражданских наций» без этнических ядер (что верно, как показал Хантингтон, даже для «иммиграционных» наций), никакой «гражданский» национализм невозможен без этнической подоплеки, никакое государственное строительство невозможно без национализма.
Демократическое преобразование общества возможно лишь в националистических формах, что доказывается историей и актуальной практикой подавляющего большинства современных демократических государств. Так называемый «банальный национализм» составляет имплицитный и неотчуждаемый ментальный фон общественного и элитарного дискурсов, культуры и политики самых «образцовых» демократических политии.