Степанов С. Указ. соч. С. 41-42.
Евреи составляли значительную часть рядового состава и руководства радикальных российских политических партий: партия большевиков во время первой российской революции насчитывала 18,9% евреев; из 25 членов ЦК РСДРП 4 были евреями (1 большевик и 3 меньшевика); из 39 членов и уполномоченных ЦК партии эсеров евреями было 11 человек215.
В 1917 г. самой еврейской партией были меньшевики, в руководстве которых евреи составляли половину, у эсеров — 15%, среди большевиков — около 20% евреев. Правда, помимо евреев в руководящем слое большевистской партии также было 8% кавказцев, 6% прибалтов, по 3,5—4% немцев, татар и поляков. Так что в общей сложности инородцы составляли немногим менее половины руководства большевиков. Наименьшую долю — всего около 6% — евреи составляли в руководстве кадетов, слывшей, тем не менее, в общественном мнении самой еврейской партией216.
Безусловно, евреи составляли одну из главных движущих сил (хотя отнюдь не большинство участников) революционного движения в России. Однако экстраполяция этого очевидного факта на еврейское население империи в целом, вольно или невольно осуществлявшаяся черносотенцами и немалой частью правящей элиты, включая императора Николая II, была ошибочной. Хотя все евреи хотели гражданского равноправия и политической либерализации, лишь незначительная (в сравнении с общей численностью еврейства) их часть намеревалась добиться этой цели посредством революции, в то время как большинство инстинктивно придерживалось стратегии мирной и постепенной трансформации системы, даже если оно эту систему, что называется, на дух не переносило.
Наученные горьким историческим опытом евреи отдавали отчет, что слишком быстрые и радикальные перемены не обязательно пойдут им во благо, что слишком высок риск оказаться виновниками потрясений в глазах общественного мнения. Однако в переживавшем стремительную радикализацию российском общественно-политическом контексте на виду, естественно, находились евреи-радикалы, а не умеренные.
Булдаков В. П. Указ. соч. С. 287-288 (примечание 19).
Впрочем, несмотря на непропорционально большое (по отношению к доле среди всего населения) участие евреев в радикальной политике, они не составляли большинства ни в одной из общероссийских партий. Не говоря уже о том, что радикальные партии жестко конкурировали между собой и никогда не составляли политического монолита (хорошо известна история далеко не дружественных, мягко говоря, отношений большевиков и меньшевиков). Даже собственно еврейские политические организации зачастую жили друг с другом как кошка с собакой, чему немало примеров.
Однако в том и заключается характерная черта образа «чужака», а тем более «враждебного чужака», что сторонний наблюдатель не обнаруживает в нем различий и нюансов, да и не заинтересован в подобном поиске. Все «чужие» оказываются для него на одно лицо. Вот так и евреи сливались для антисемитов в единую мятежную массу, обуреваемую стремлением разрушить «святую Русь» — главное препятствие на пути ко всемирному еврейскому господству. Но как быть с тем, что евреи-революционеры были враждебны капитализму, включая собственных компатриотов-буржуа, не меньше, чем российскому самодержавию?
Очевидное противоречие политических целей и интересов различных групп еврейства легко преодолевалось в конспирологических схемах и теориях, интенсивно циркулировавших в России последних двух десятилетий XIX в. Главный посыл внешне интеллектуально изощренной антиеврейской конспирологии был весьма прост, если не примитивен, и в целом может быть квалифицирован как расистский. В русском антисемитизме с конца XIX в. религия носила вторичный характер для объяснения специфики еврейства, она была скорее модусом еврейства, а не его сущностью и образующим принципом. Ведь в противном случае пришлось бы признать, что евреи-революционеры, — как одни атеисты, — не принадлежат к еврейству. Как не принадлежали к нему многие из преуспевших адвокатов и журналистов, финансистов и коммерсантов, в значительной части стремившихся к эмансипации от жестких религиозных и общинных предписаний еврейства.