— Слабый, жалкий. Ты никогда не должен позволить им увидеть себя таким, — это все, что я получил от отца и деда. Все остальные мертвы или исчезли.
Она сжимает маленький кулон на своем тонком серебряном ожерелье, и ее укоряющая улыбка меняется на что-то более сдержанное, когда я смотрю на нее.
Все происходит мгновенно и заставляет меня остановиться. Я знаю, что выгляжу взбешенным. И я вне себя от ярости. Прошло два дня с тех пор, как мой отец рассказал мне, что он делал все эти месяцы. Меня от этого просто тошнит. Конечно, в глубине души я догадывался, что он сделал тогда. Я знал, но он никогда не признавался в этом. Впрочем, в этом не было необходимости.
— Он ведет себя как придурок, — бормочу я себе под нос, ожидая, пока старушка немного успокоится.
Она ни черта не знает о том, что происходит за этими стенами, и я не обязан ей ничего объяснять, но ничего не могу с собой поделать.
— Ну-ну, — говорит она с некоторой игривостью, хотя ее все еще трясет. Она не привыкла видеть меня таким.
Я мягко улыбаюсь ей и подмигиваю, разыгрывая роль, которой так хорошо владею. Может быть, я питаю к ней слабость, но помню, на кого она работает, а деньги — это все, что имеет значение в этом городе.
— Спокойной ночи, мистер Тэтчер, — говорит она, перебирая бумаги на столе, выглядя менее встревоженной.
Этого достаточно, чтобы позволить мне успокоиться. Я толкаю двойные двери обеими руками и продолжаю двигаться. Звук моих ботинок, шлепающих по граниту, и воздух вестибюля, наполненный болтовней, успокаивают меня.
Но только на мгновение.
Только когда я выхожу из здания, мои истинные чувства всплывают на поверхность. Маска исчезает, и появляется страх. Я не знаю, на что способен мой отец.
У меня было подозрение, но я думал, что это только мои домыслы. Я думал, что мои воспоминания были не совсем правильными. Не то чтобы я ожидал от него большего. Я просто взбешен, что оказался прав.
Что сделано, то сделано, и я не могу остановить то, что уже было приведено в действие.
Глава 2
Джулия
Не оставляй меня одну, я плакала, кричала.
Не оставляй меня одну, вся моя жизнь разрушена.
Ты оставил меня беззащитную. Мое сердце ободрано и кровоточит.
Ты оставил меня навсегда. Боль осталась со мной.
Ты оставил меня слабой. Просто камнем на земле.
Ты оставил место рядом со мной пустым, моя жалкая жизнь свободна.
КРОВАВО-КРАСНЫЙ. Так можно назвать мой любимый цвет помады под названием «Черный мед». Я начала пользоваться ей еще на первом курсе колледжа. И хотя я иногда использовала другие цвета, этот всегда оставался основным. Я крашу губы и причмокиваю, когда смотрю на себя в зеркало.
Моя кожа выглядит безупречно с макияжем Dior Airflash, осталось только слегка нанести румяна. У меня густые и длинные ресницы, что делает мой взгляд выразительным и чистым. И позволяет скрыть покрасневшую кожу и темные круги под глазами.
Сейчас я стала совсем другой. Женщина в отражении — та, кем я была раньше. Очень большая часть меня желает, чтобы та женщина вернулась. Я хочу улыбаться, как раньше, и услышать звук своего искреннего смеха.
Мое сердце сжимается от этой мысли.
Он никогда уже не засмеется. Словно позором станет тот факт, что ты хоть на минуту забудешь о нем. Я опускаю глаза, надеваю колпачок на тюбик губной помады и бросаю его в сумочку, стоящую на туалетном столике.
Что бы я ни делала, каждая мелочь напоминает мне о нем.
Обыденные вещи, вроде цвета гранита, на котором он настоял, когда мы затеяли ремонт. Ручки на ящиках в ванной, которые он ненавидел и всегда напоминал об этом. Или мелочь, которую он оставлял в подстаканнике в Bentley. Небольшая куча монет звенит, когда я проезжаю по лежачим полицейским или выбоинам. Монеты, к которым я отказываюсь прикасаться. Он положил их туда, и я не могу заставить себя притронуться к ним.
Так глупо. Чертовые куски меди просто разрывают меня изнутри.
Со стороны может показаться, что я жалкая, но это не так. С моей точки зрения, я стараюсь быть настолько сильной, насколько могу. Я каждый день сталкиваюсь с осуждением Нью-Йорка, надеваю свою улыбку и забочусь о своей жизни так, как могу.
Все это время я запихиваю все, что чувствую, глубоко внутрь. Это ведь здорово, правда?
Не позволяю им увидеть, как я ломаюсь. Они этого хотят. О, неужели они этого жаждут? Я практически слышу, как они облизывают губы от предвкушения.