С прической бабушке пришлось изрядно повозиться. Мэди сделала мне начес в теменной зоне, витиевато уложив на бок крупные волны волос, и собрала оставшиеся пряди в объемный пучок на затылке. В довершение украсила свое произведение атласной лентой в тон платью. Обувь мне досталась того же цвета, что ремень и сумочка. Это были остроносые туфли на довольно высокой шпильке. Обязательные аксессуары – перчатки и чулки, а еще, непременно, жемчужные серьги и нить – признак состоятельности, благополучия, значимости.
Помимо всего этого обилия женственности, неотъемлемой частью дамского туалета в любое время дня был макияж. Зверствовать Мэди, конечно, не стала, никаких голубых теней и красной помады, так популярных среди модниц 50-х, но тоненькие стрелки она мне все же нарисовала, затем обозначила тушью ресницы и нанесла румяна на мои вечно бледные щеки.
Вуаля! Каких-то три часа, и я превратилась в типичную молодую даму 50-х годов.
— Как бы я ни хотела придать твоему образу стопроцентной достоверности, это все равно невозможно, — беспомощно развела руками Мэди, а, заметив мой озадаченный и отчасти обиженный взгляд маленького Бемби, она пояснила: — Я имею в виду ткани и фурнитуру, из которых сделаны эти вещи. Они совершенно иного качества, и невольно это бросается в глаза искушенному моднику. Взять хотя бы эти чулки! Для середины прошлого века они, без преувеличения, произведение искусства! Поэтому если вдруг кто-то заметит несоответствие…
— Бежать прочь со всех ног без прощальной речи? — усмехнулась я, перебивая напутствие любимой родственницы.
— Ну и шуточки у тебя, Аманда, — насупилась Мэди. — Так вот, если кто-то все же заметит несоответствие, ты всегда можешь ответить, будто приобрела наряд в Америке. В своем неуемном стремлении всегда и во всем стоять на ступень выше прочих стран, американцы вполне могли достичь подобных успехов и в мировой индустрии моды. А в целом, ты само очарование, Аманда! Уверена, что даже бесподобная Одри Хепберн сейчас позавидовала бы тебе.
— Все благодаря тебе, Мэди. Спасибо, — я осторожно, чтобы не нарушить прически, на которую было потрачено столько времени, сил и лака для волос, обняла бабушку.
Тотчас в балконное стекло постучали. Это был Александр, и выглядел он сногсшибательно! На нем были серые брюки-дудочки, белая рубашка, светло-серая жилетка, из нагрудного кармана которой выглядывал уголок аккуратно сложенного платка. На ногах красовались двухцветные — серые с белым — ботинки со скругленными мысами. На левом запястье неизменно Rolex, только модель более чем шестидесятилетней давности. Из головных уборов Александр, похоже, отдавал предпочтение лишь капюшону своего охотничьего плаща, потому, невзирая на модные веяния 50-х годов, он остался с непокрытой головой. Взамен этому его волосы были аккуратно уложены по косому пробору и зафиксированы небольшим количеством геля.
После моего приглашения Александр вошел и сразу был осыпан дифирамбами в адрес своей внешности моей бабулей. Затем она напутствовала нас добрыми словами, и с обещанием скорейшего возвращения мы растворились в воздухе прямо перед ней, очутившись в угодьях Сент-Джеймса.
Меня немного потряхивало от предвкушения встречи с прабабушкой. Разумеется, Александр почувствовал мои эмоции, и, прежде чем мы двинулись дальше, он увлек меня в нишу стены и поцеловал. Он хорошо знал, что его близость неизменно заставляет мой рассудок путать небо с землей, посему я тотчас забываю о прочих радостях или беспокойствах. Я рассмеялась, когда он отстранился, и с довольным видом попыталась привлечь его к серьезности:
— Эй, чья-то легкомысленность одним прикосновением может разрушить наш гениальный, но, к сожалению, единственный план!
— Легкомысленность? — переспросил Александр, хитро прищурившись.